Историк долго смотрел на меня, потом спросил:
– Коммунистка?
– Нет.
– Где набралась этого бреда? Спаситель России – царь! Вот когда вернутся Романовы, когда церковь возьмет опять все в свои руки…
– Тогда что? Мы проиграем третью мировую войну, как проиграли первую? – не удержалась я, хотя стараюсь до открытого конфликта с людьми не доводить.
Не из трусости. Я стараюсь уладить миром все, что улаживается. Но историк своей недалекостью меня потряс. Если бы это говорил кто-то из моих товарищей, я бы так не взвилась.
Мы еще долго с ним препирались. Хорошо, что в училище нет текущих оценок. А на зачете он мне, конечно, поставил тройку. Мне это не подошло, не из-за стипендии, мне ее все равно заплатят, а из принципа. Я поставила себе цель и планку. Я должна учиться только на пятерки, окончить училище с красным дипломом. У меня не должно быть троек и даже четверок в зачетке. Я попросила о пересдаче. Историк пожал плечами и согласился. На пересдаче он мне снова поставил тройку. Что бы я ни отвечала, он спрашивал:
– Роль царя в этом какая была?
Я отвечала:
– Никакая.
Или:
– Позорная.
Были, разумеется, цари, от которых России была частичная польза или же спорная польза, как от Петра и Екатерины Великих, или хотя бы не было большого позора и вреда. Но он словно нарочно спрашивал о самых ничтожных царях. Тем более что самый любимый его царь – Николай II Кровавый. Я думаю так, если современники назвали человека «кровавым», тем более – царя, им было виднее, чем нам теперь, когда нельзя уже поговорить ни с одним человеком, жившим в то время.
Я пересдавала историю шесть раз. После шестой тройки я написала заявление и отнесла его директору училища. «Прошу разрешить мне пересдать историю у другого педагога. Потому что с Романом Георгиевичем Ишкиным мы не сходимся во взглядах на монархизм». Мне невероятно повезло. Директор нашего училища оказалась по образованию историк. И она сама взялась гонять меня вдоль и поперек. Сначала вопросы были легкие, потом все сложнее и сложнее. Потом она стала спрашивать очень странные вещи. И я поняла – она спрашивает то, чего сама не знает. И что, скорей всего, не знает никто. Когда она спросила меня, как звали мать и кормилицу Бориса Годунова, я, ни секунды не задумываясь, ответила:
– Отца звали Федор Иванович, а мать – Стефанида Ивановна… а кормилицу… – Я секунду подумала: – Агриппина Румянцева.
– Да? – удивилась директриса и стала щелкать мышкой, искать в Интернете. – А ты откуда знаешь?
– Читала, – пожала я плечами. – Я в библиотеке нашей книги беру.
– А чего ты хочешь? – прищурилась директриса, отбросив мышку. – Вообще чего хочешь?