– Куда? – обрадовалась Люба. – К тебе, жить?
– У меня, может быть, уже полиция в комнате. Заявили же куда-то, что ты сбежала. Мне же звонил сейчас кто-то, мужчина какой-то. В детдоме из мужчин только дядя Гриша. А это был не он. Значит, следователь.
– Следователь? – затряслась Люба.
– Конечно. И если мы не вернемся сами… Или хорошо не спрячемся… Я не знаю пока, что делать… Хотела привести вас к старикам, у которых я убираюсь. Но уж больно компания у нас… гм… подозрительная, Паша матерится…
– Я – не… – начал было Паша, но сам осекся.
– Ну вот именно! Все, идем сейчас… – Я выразительно взглянула на Пашу, – к нормальному человеку, хотя бы отогреемся… Если только он дома… Который час? Мог уже приехать из школы… Сейчас… – Я достала телефон. – Только ты, Паша, уж молчи. – Я набрала номер Виктора Сергеевича. – Здрассьте, это я.
– Привет… Лена, – неожиданно ответил Виктор Сергеевич. Никогда он меня так не называл.
– Можно мне к вам сейчас прийти? Вы дома?
– Сейчас?.. – Виктор Сергеевич замялся. – М-м-м… Ну то есть…
Я поняла, что он не в школе. Я поняла, что к нему нельзя. Виктор Сергеевич – взрослый человек, у него своя жизнь. Вся его симпатия ко мне или даже влюбленность – это не более чем приятный миф.
Так, еще одним мифом меньше. Паша ждет ребенка вместе со своей Дахой, Виктор Сергеевич живет сам по себе и встречается с кем хочет, как обычно. А меня опекает, как бедную сироту, очень интересную внешне, хорошую собеседницу и отличную танцорку.
Я нажала отбой.
– Нет, не получится.
Мы стояли напротив небольшого кафе. У меня денег на карточке было достаточно, чтобы напоить чаем Любу, Пашу и самой погреться. К старикам в таком составе я на самом деле решила не идти. И не только из-за мата. Одно дело – я, Люба и мой незадачливый друг Паша. А другое дело – среди нас мужчина, ждущий ребенка. Я лично так к этому отношусь. Почему всегда говорят, что ребенка ждет женщина? У ребенка два родителя, оба и ждут. Или не ждут. Мне не кажется, что Паша осознает, что сейчас с ним происходит. И мне было бы очень неловко знакомить его с Еленой Георгиевной и ее мужем, людьми старых понятий. И вообще им ничего этого не объяснить.
– Пошли в кафе, – повторила я.
– Нет! Нет! – стал заводиться Паша.
Я знала, что у него нет денег и платить он за себя не даст. И для него сейчас это самое главное, гораздо главнее того, что где-то там сидит зареванная Даха и ждет его с сигаретой в руках и Пашиным младенцем в животе.
– Просто посиди рядом, – сказала я. – Я замерзла. Хочу горячего чаю. В общежитие идти нельзя. Никуда нельзя.