Я вспомнила о телефонном звонке, раздавшемся вчера вечером, когда мы вернулись с вечеринки, и спросила себя, не принес ли он плохих новостей. Часть моего воображения, унаследованная от матери, немедленно принялась воображать жуткие катастрофические сценарии. Друг, попавший в аварию: внезапная вспышка фар, поворот руля, машина, потерявшая управление на темной дороге. У его тетушки, наверное, случился сердечный приступ. Миссис Селвик-Олдерли выглядела вполне здоровой, но никогда не знаешь, что скрывается у человека в артериях после целой жизни ростбифов и липких пудингов с тоффи. Разумеется, в наши дни это скорее всего яйца от кур, не сидящих в клетках, и шаурма, но миссис Селвик-Олдерли выросла, когда подаваемое мясо еще мычало, а овощи на гарнир тушили в сливочном масле. И еще сестра Колина, Серена. В четверг вечером она немного отравилась. Что, если это было вовсе не отравление, что-то более серьезное? Например, холера. В Англии можно подцепить холеру? Даже если и нельзя, уверена, есть множество других страшных заболеваний, которые только и ждут, чтобы их подцепили. Не говоря уже об опасностях в виде перехода улицы, использования фена и потребления очень горячих напитков.
Представив Серену, опутанную сложной системой проводов и трубок, с кислородной маской, вялая рука высовывается из-под реденького больничного одеяла, я почувствовала себя червяком. Эгоистичным червяком, если точнее.
— Все в порядке? — спросила я.
— Мм… что? — Колин с видимым усилием вернулся из темных лагун потусторонней страны. — Да.
Никогда в жизни не слышала менее убедительного утвердительного ответа.
Не успела я решить, продолжать расспросы или нет — спросить или не спросить? — как Колин снова заговорил:
— Прошу прощения, что отправляю вас таким образом.
— Ничего, — солгала я. — Ничего не имею против поезда.
Я ждала. Терпеливо. Конечно, на самом деле мне хотелось схватить его за локоть и взвыть: «Почему?!» Сейчас, думала я, самое время для объяснения, почему я нахожусь в его автомобиле, который ни свет ни заря мчится к неизвестной железнодорожной станции. Разве добродетель не должна быть вознаграждена?
Колин встретился со мной взглядом в зеркале заднего вида. Я придала своему лицу выражение вежливое, но ободряющее, приглашающее, но без ненужной легкомысленности. Получилась кривая гримаса.
Колин снова нахмурился.
Не такую реакцию я надеялась вызвать.
— Я оплачу ваш проезд, разумеется, — вдруг сказал он.
Бэмс. Вот тебе и объяснение.
— В этом нет необходимости.
— Это самое меньшее, что я могу сделать.
— Я вполне способна заплатить за себя.