Колеса скрипели. Ей много раз приходилось останавливаться и снова начинать движение. Она еле-еле смогла добраться до холла – все ее тело было покрыто потом, а руки тряслись от усилий.
Двигаясь вперед, она ощутила угрозу, нависшую над ней, – если кто-то захочет ее догнать, то она не сможет убежать. Она была абсолютно беспомощной мишенью. Она была одна на всем свете.
Эдит продолжала вращать колеса, встревоженная своей все возрастающей слабостью. Она не сможет въехать на коляске в лифт, а по лестнице она сможет спуститься только в том случае, если свалится и головой пересчитает все ступеньки. Да и какая разница – из Дома ей все равно не выбраться.
Но внизу находится кухня, и она сможет съесть что-то, что впитает яд. Хлеб. Сливки. Ей необходимо что-то, чтобы восстановить силы.
Необходимо. Необходимо.
А где Томас? Он что, бросил ее? А она посмела поверить, что будет жить. А вот теперь, когда этот ужасный яд пожирает ее внутренности, ей хотелось как можно скорее умереть. Но она не доставит ему такого удовольствия и не позволит себе сдаться. А были ли они с Люсиль все еще в доме? Они что, именно так убивали свои предыдущие жертвы – наполняли их ядом до отказа, а потом оставляли одних умирать в одиночестве? Поступок достойный трусов.
Достойный Томаса.
Зачем было обещать встать на ее сторону и ничего не делать? Ему что, доставляет удовольствие подавать людям фальшивые надежды? Может быть, у него сдали нервы?
А может быть, он сейчас снаружи – чистит дорогу и запрягает лошадь?
Ему надо поторопиться, подумала Эдит. Мое время заканчивается.
Она не может умереть здесь. Она не может попасть в ловушку и сидеть, записывая послания для следующих, ничего не подозревающих невест.
А ведь я могу оказаться последней. Моих денег ему вполне хватит, чтобы закончить работу над комбайном. Ее охватила черная злость, и перед ее внутренним взором возникло его торжествующее лицо над изуродованным телом ее отца. В ее присутствии Томас так редко улыбался. Он не мог маскировать свою сущность с такой же легкостью, как это делала Люсиль. Ему не доставляло удовольствия причинять ей боль.
А вот Люсиль этим наслаждалась.
Я не доставлю ей удовольствия своей смертью. А если Томас виновен в смерти моего отца, то ему не будет пощады.
Эдит продолжала толкать колеса ноющими кистями рук. Может быть, он скоро появится, чтобы проверить, как она себя чувствует. Или, может быть, здесь появится Люсиль. Эта мысль заставила Эдит двигаться быстрее – от того, как усилия разрывали живот, на ее лице появилась гримаса. Коридор тянулся, словно бесконечная голубовато-серая шахта. Какие катастрофы произойдут сегодня за этими дверями? Она приготовилась не останавливаясь проехать мимо, заставляя работать свое измученное тело и стараясь не выходить из себя из-за всяких жутких фантазий. Все равно бояться больше, чем она боится сейчас, уже невозможно. А потом по коридору прошелестел шепот. Неестественный, с придыханием. Его эхо доносилось отовсюду и ниоткуда.