– По-моему, доктор Линд из тех людей, кто любит одним выстрелом убить двух зайцев, – продолжила мадемуазель. – Когда мы бежали тем ужасным подземным ходом, он по-немецки сказал своим людям – уже после того, как вы крикнули ему про обмен: «У меня в Москве ещё четыре дела: бриллиант, Фандорин, принц Симон и этот иуда Карр». Таким образом, я полагаю, Эраст, что ваше предположение относительно игры в ревность неверно. Линд и в самом деле оскорблён изменой своего любовника. А что до вчерашней катастрофы, то вероятнее всего, она преследовала и другую цель: поквитаться с московским генерал-губернатором. Если бы Линд хотел просто скрыться, он бы выдумал что-нибудь менее сложное и рискованное. Его ведь и самого могли растоптать в давке.
– Вы очень умная женщина, мадемуазель, – с серьёзным видом сказал Эраст Петрович. – Так вы полагаете, что жизнь любителя крашеных гвоздик в опасности?
– Безусловно. Линд не из тех людей, кто отступает или прощает. Неудачи лишь разогреют кипящую в нем ненависть. Знаете, у меня создалось ощущение, что гомосексуализму эти люди придают какое-то особенное, почти мистическое значение. Линдовы головорезы не просто боялись или уважали своего главаря. Мне показалось, что они в него влюблены – если здесь уместно это слово. Линд вроде султана в гареме, только вместо одалисок его окружают воры и убийцы. Думаю, насчёт мистера Карра вы были правы – для Линда он вроде болонки или левретки, совмещение полезного с приятным. Я уверена, что доктор ему не спустит измены.
– Значит, Карра нужно выручать. – Фандорин положил на стол скомканную салфетку и поднялся. – Эмилия, мы отправим вас в Эрмитаж, и вы предупредите англичанина об опасности.
– Вы предлагаете мне явиться во дворец замотанной в эту тряпку? – негодующе воскликнула мадемуазель. – Ни за что! Лучше уж вернуться в погреб!
Эраст Петрович озадаченно потёр подбородок.
– В самом деле. Я об этом не подумал. Зюкин, вы п-понимаете что-нибудь в дамских платьях, шляпках, туфлях и всём таком?
– Совсем немного, – признался я.
– А я и того меньше. Но делать нечего. Дадим Эмилии возможность совершить утренний т-туалет, а сами тем временем наведаемся на Мясницкую, в магазины. Что-нибудь купим. Эмилия, вы доверитесь нашему вкусу?
Мадемуазель прижала руку к груди:
– Вам, мои дохогие господа, я довехяю во всиом.
* * *
У Мясницких ворот мы остановились, в нерешительности оглядывая вывески магазинов готового платья.
– Как вам вон тот? – показал Фандорин на зеркальную витрину с надписью «Последние парижские моды». – Раз п-парижские, то, верно, хорошие?