Только ничего у него не вышло. Барышня встретила его поначалу ласково, даже обрадовалась старому знакомцу, но на предложение руки и сердца ответила обидным удивлением, да ещё сказала, что, мол, лучше в приживалки к родственникам пойдёт, нежели станет «госпожой Зюкиной».
От этих слов Емельян впал в помрачение разума. Никогда прежде хмельного в рот не брал, а тут пустился в такой загул, что добром не кончилось. Спьяну при публике содрал с себя эполеты и кресты, топтал их ногами и кричал бессвязные слова. За посрамление звания был судим, лишён и офицерского чина, и дворянства. Совсем бы спился, да по счастливому случаю попался на глаза своему бывшему полковому командиру князю Друбецкому. Тот пожалел пропащего человека и в память о прежних заслугах устроил камер-лакеем в Царское Село.
Так судьба нашего рода и определилась.
* * *
Когда лицо низменного происхождения питает недопустимые мечты в отношении особы высшего порядка, это прискорбно и даже, может быть, возмутительно, но не столь уж опасно, потому что, как говорится, бодливой корове Бог рогов не дал. Но увлечённость в обратном направлении, нацеленная не снизу вверх, а сверху вниз чревата нешуточными осложнениями. У всех в памяти ещё свеж случай с великим князем Дмитрием Николаевичем, вопреки воле государя женившимся на разведённой даме и за это высланным из пределов империи. А нам, дворцовым служителям, известно и то, как нынешний государь, в бытность цесаревичем, со слезами молил августейшего отца освободить его от престолонаследия и дозволить морганатический брак с балериной Снежневской. То-то все трепетали, да уберегли Господь и крутой нрав покойного царя.
Поэтому волнение, охватившее меня после пресловутого теннисного состязания, вполне понятно, тем более что у Ксении Георгиевны уже и жених имелся, скандинавский принц с хорошими видами на королевскую корону (всем было известно, что его старший брат, наследник престола, болен чахоткой).
Мне срочно нужно было посоветоваться с кем-нибудь, разбирающимся в душевном устройств юных девушек, ибо сам я, как явствует из вышеизложенного, считать себя докой в подобных материях не мог.
После продолжительных колебаний я решил довериться мадемуазель Деклик и сообщил ей о своём опасении в самых общих и деликатных выражениях. Мадемуазель, тем не менее, отлично меня поняла и – что меня озадачило – нисколько не удивилась. Более того, отнеслась к моим словам с поразительным легкомыслием.
– Да-да, – рассеянно кивнула она. – Я тоже замечала. Он кхасивый мужчина, а она в такой возхаст. Это ничего. Пускай Ксения немножко знает любовь, пока её не положили в стеклянный колпак.