В другой ситуации Рамир промолчал бы. Но сейчас ему было нужно, чтобы Сцира еще больше впала в эмоции. И – Клинок Богини не прогадал. Сцира разошлась с новой силой…
– Сожгите город, – приказала Бану, оглядывая окрест с высоты цитадель в зареве заката. Да, огонь пойдет этому пристанищу. – Гобрий, отвечаешь за отход. Гистасп, все награбленное распредели по обозам и назначь охрану. Дан и Серт – в помощь Гистаспу, Раду – отвечаешь за пленников. Сняться к утру.
Все переглянулись – тану, как всегда, отличала некая естественная надменность: черная форма, завязанные в узел волосы, прямой открытый взгляд.
– Здесь остаются люди, – намекнул Такул.
– Я не предлагаю жечь людей. Ты будешь ответственным за их безопасность…
Такул едва заметно скривился:
– Но…
– С каких пор мои приказы вызывают вопросы? – частично обернулась через плечо.
– Прошу прощения.
Однако не прошло двух часов, как о том же заговорил Юдейр, готовя Бансабире ко сну кровать и одежду. Бансабира ловко заплетала волосы.
– Не поймите меня неверно, госпожа, но вам не кажется, что слова командующего Такула не были лишены смысла? Я хочу сказать…
– Не мямли.
– Мы и так отняли у этих людей многое – запасы еды, топлива, древесины, железа и камня. Мы заставили их строить нам осадные орудия и колесницы, мы – чего греха таить – немало пограбили здесь. Жечь вовсе не обязательно.
Бансабира не обернулась – только пальцы, плетущие косу, дрогнули от возмущения. Проникающий в открытые ставни ветерок пощекотал шею.
– Мы сожжем все, кроме цитадели. Оставленный им мизер зерна они уже посеяли; без стен и еды они вынуждены будут заново отстраиваться и искать пропитание. Когда нужно решать подобные трудности, воевать совсем не хочется, Юдейр. Пока они снова окажутся способны вести боевые действия, война закончится. Ну или их окончательно размажут Шауты.
– Вы хотите оставить их даже без стены?!
– Ты слишком мягок для бойца, – равнодушно упрекнула танша.
– Я знаю, что беру на себя слишком многое, но, госпожа…
– Раз знаешь, потрудись заткнуться, – строго оборвала Бансабира. – Мы углубляемся во владения рыжего тана по приказу моего отца, и я не могу позволить, чтобы из-за моего великодушия, – голос зазвучал презрительно, – выживший и остервеневший от злобы враг врезался нам в спину, пока мы осаждаем следующую крепость.
– Да местные, по-вашему, совсем идиоты, что ли?! – выпалил мужчина и вдруг осекся, видя, как медленно от столика с бронзовым зеркалом к нему поворачивается танша. Он замолчал, нарочно прикусив язык, отступая, когда Бансабира поднялась со стула – чутье подсказывало, что он и впрямь перешел дозволенную грань.