– Но почему ты сделал это анонимно? – спросила Лидия и наклонилась, чтобы погладить немытого и слегка попахивающего пса, который сидел у ее ног и с надеждой смотрел на гостью.
– Я сомневался, – ответил Род. – Думаю, я просто хотел, чтобы ты могла спокойно подумать, ну, ты меня понимаешь. Не вспоминать о ком-то еще – думать только о своем отце и о том, как ты появилась на свет. Не думать о бедном дядюшке Роде и о том, чем он занимается. И дело не в том, что я не вспоминал о тебе все эти годы, я очень часто делал это. Ты была необычной девочкой, такой суровой и серьезной, и я всегда испытывал приязнь к тебе. Я водил тебя на детскую площадку… Однажды я даже отвез тебя в универмаг и купил тебе новую обувь, но, думаю, ты этого не помнишь. – Он улыбнулся, и его глаза подернулись ностальгической дымкой.
Лидия покачала головой. Она определенно не помнила этого, но ей предстояло разобраться с другими, более важными воспоминаниями. Она пошла к столу, чтобы взять старую хозяйственную сумку с одеждой для младенца.
– Послушай, – сказала Лидия. – Я провела здесь весь день вместе с братом, потому что… не знаю, наверное, потому что хотела встретиться со страхами из своего прошлого. Я хотела показать брату, откуда я родом. Показать ему квартиру, где умерла моя мать, показать места, куда я ходила в ранней юности. В то время я была моложе, чем он сейчас. Еще мне хотелось выяснить, что произошло в тот день, когда моя мама упала с балкона. Я думала, что если снова приду туда и увижу это место, то, может быть, что-то вспомню. Но вместо воспоминаний всплыло нечто новое, о чем я совсем позабыла.
Она молча протянула ему сумку и посмотрела, как он заглядывает внутрь.
– Боже милосердный! – сказал Род. Он отложил деревянную ложку и достал из сумки одежду. Несколько секунд он смотрел на нее, моргая за стеклами очков. – Боже милосердный! – повторил он и посмотрел на Лидию: – Где ты это нашла?
– Мужчина, который теперь живет в нашей квартире, обнаружил эти вещи в отцовском гардеробе и сохранил их. – Лидия ощутила, как ее сердце учащенно забилось, и мысленно приготовилась к правде, какой бы она ни была.
– Иисусе, – прошептал Род. С его лица сошли все краски. Он взял одежду и тяжело опустился на заляпанный краской стул с точеными ножками и плетеным сиденьем. Потом Род снял очки и потер переносицу. – Не могу поверить, что твой отец спрятал их. Не могу поверить, что он сохранил их.
– Но чья это одежда? – спросила Лидия, неумолимо подталкивая его к сути дела.
Род снова встал и открыл дверь духовки потрепанной прихваткой. Он поставил курицу в духовку, вернулся к столу, уселся напротив Лидии и грустно улыбнулся.