Он перенял у жены манеру давать людям клички. Виктория смотрела на него с монитора огромными горестными глазами. Фотография сделана кем-то в зале суда, и совершенно очевидно, что Виктория в этом зале одна: никто не пришел поддержать ее.
— Все тебя бросили, детка, все отреклись. — Павел понимал, что ввязываться в старое дело не нужно, но уже знал, что ввяжется. — И, боюсь, ты научилась кое-чему, если выжила в колонии. Но вот выживешь ли ты на свободе — тут вообще не факт.
Павел пустил документы на печать, и скоро в его руках была внушительная кипа бумаг. Уголовное дело не было многотомным, следователь изначально уже знал, кто виновен. А то, что он ошибался — интересно, знал ли?
А что на все это скажут Ника и Лерка, а уж тем более его Ровена, Павел и думать не хотел.
— Прийти к ней и сказать: знаешь, мы тут покопались в твоем деле и решили, что ты невиновна… Ничего глупее мир не видел, она и сама знает, что невиновна. Адвокатишка явно был в сговоре со следствием, где она его только выдрала, такого-то.
Павел бросил кипу бумаг в рюкзак и вышел, запустив автономный режим. Теперь информация будет копиться и сортироваться автоматически.
Летний город встретил его пыльной духотой, и он подумал о дожде. Впрочем, их с Ровеной дом находится в районе, куда не добрался смог, и дождь он там устраивает сам, когда захочет. Его жена фанатела от цветов, их двор напоминал цветочную выставку, и даже маленький Мишка относился к цветам с осторожной нежностью.
Зазвонил телефон, явно звонила Ровена.
Он все еще жил в состоянии восторженного удивления от того, что у него есть жена — прекраснейшая из женщин, его Цветочная Фея, есть двое детей, есть друзья, есть дом, где он живет со своей семьей… Было время, и длилось это время достаточно долго, когда у него не было ничего, даже его самого в принципе не было, а была просто штатная боевая единица, расходный материал. И ночи его — те ночи, которые ему удавалось прожить, ни за кем не гоняясь, никого не допрашивая и не совершая никаких иных действий во благо какой-то очередной секретной миссии — эти ночи были его адом. Он приходил в какие-то чужие безликие комнаты и спал вполглаза, сжимая в руке оружие. И думал о том, что в его жизни нет ничего для него самого, и это правильно.
И вот, извольте видеть: солидный отец семейства, верный муж и преданный отец двоих бравых парней, старший из которых уже взрослый и вряд ли знает, что Павел присвоил его в тот же день, когда присвоил его мать, а младший — просто ангел. Шкодливый ангел, но без него жизни нет вообще.