— Вы говорите, во вторник? — повторил он, наморщив лоб. — Кажется, помню. Во вторник-то я как раз и не ночевал. А когда пришел, мама пошла за врачом. Это было утром, часов в восемь. А потом она весь день была дома. А вечером бабушку забрали в больницу, и мама поехала с ней, но это было уже поздно. А что?
— Да ничего, просто мне нужно кое-что выяснить. Ты точно помнишь, что это было во вторник?
— Точно. В понедельник я был в школе последний раз.
— А живешь с мамой и бабушкой?
— Ну да.
— Отец-то бывает у вас?
— Нет, он к нам не заходит. Я сам к нему хожу. Иногда.
— И когда ты был у него в последний раз?
— Последний?.. Давно. Перед праздниками. А что?
— Просто так. Ладно, я пойду. А ты больше по ночам не гуляй, маму не расстраивай.
— Ей что-нибудь передать?
— Да нет, я сам к ней зайду через пару дней. А теперь, ты уж извини, придется мне опять тебя запереть.
Почему он ничего не сказал матери про этого мента? Не хотел ее пугать? А что еще? Что-то еще не давало ему покоя, и он ждал подходящего случая, чтобы убедиться, что его подозрения — полный бред. И когда мама согласилась выпустить его наконец из заточения и разрешила пойти в школу в последний день занятий, и когда оказалось, что Сашка Паринов может одолжить ему на несколько дней сто баксов, он решил, что сбежит с уроков и зайдет к Дмитричу, чтобы, во-первых, попросить его вернуть деньги Сверчку и передать, что больше он ему ничего не должен и чтобы они оставили его в покое, а во-вторых, сказать ему… Что сказать? Да ничего он не будет говорить, не хочет он с ним разговаривать. Просто убедится, что с Ю. Д. все в порядке, и вернется в школу, чтобы, не дай Бог, мама ни о чем не догадалась.
Сережа сел на троллейбус и через пятнадцать минут подъехал к дому, где жил отец. Выйдя из лифта, он сразу заметил на дверях квартиры узкую полоску белой бумаги. Он подошел ближе: печать, неразборчивая подпись. Совершенно ясно — квартира опечатана. А опечатать ее могли только в двух случаях: или Ю.Д. арестовали, или… его нет в живых. Неужели все-таки?.. Не может быть. Этого просто не может быть. Не могла мама этого сделать. Не могла и все. Бред какой-то. А мент? А письмо? Если мама действительно… то тогда понятно, почему мент спрашивал именно про вторник. Значит, ее подозревают?
Сереже стало страшно. Хорошо хоть он сказал, что мама была дома. И какой же он дурак, что не рассказал ей про мента. Надо было рассказать. Ведь мент обещал зайти еще раз. И он наверняка спросит ее, где она была в тот день. Надо срочно предупредить ее, чтобы она была готова и не сказала чего-нибудь лишнего. "Сегодня же после уроков ей расскажу", — думал Сережа, спускаясь по лестнице.