Виолончелист отправился в общежитие для переселенцев.
Привез пятнадцать евреев, старых и больных. Ни один не знал немецкого языка.
– Не селекцию же мне было проводить, – оправдывался виолончелист.
– Не огорчайтесь, – утешал его бургомистр. – У нас в городе есть еврейское кладбище. Последние похороны были в тридцать девятом году.
11.
Оказалось, что Нахум Кляйнер, герой Второй мировой войны, боится немцев.
– Меня узна́ют… – понизив голос, говорил он. – Прознают, что я их убивал на фронте. Вешал на базарной площади…
Он перестал выходить из дому. Не хотел любоваться морским отливом.
– Меня узна́ют… – шептал.
Ранним утром сын водил его в лес. Час они гуляли, потом возвращались домой, и доктор уезжал в больницу.
Однажды пошли в лес, как всегда, чуть свет. Присели на пеньках. Было жарко. Нахум снял рубашку: обнажилась грудь – бледная, худосочная, покрытая сеткой шрамов, точь-в-точь фронтовая карта.
Из-за деревьев выбежала собака. За собакой шел старик. Увидев Нахума, он остановился и уставился на искалеченное тело.
– Der Krieg? – стал указывать пальцем на шрамы.
– Война, – смиренно подтвердил Нахум.
Немец расстегнул рубашку и открыл грудь-карту.
– Война? – спросил Нахум.
– Der Krieg, – подтвердил немец.
Стал искать что-то под левым соском и нащупал иссиня-красный рубец.
– Орша, – сообщил он.
– Смоленск, – в свою очередь, Нахум отыскал под соском шрам – длиннее оршинского, протянувшийся до грудины.
– Курск, – предъявил немец живописный вертикальный шрам на грудине.
– Брянск! – восклицал Нахум…
Доктор поехал на работу. Ветераны пошли пить пиво. Со следующего дня Нахум Кляйнер снова стал героем войны.
12.
– Мужчина, с такой горячностью кричавший Alles Lüge, когда вы читали про прятавшую евреев женщину, которую застрелил гамбургский полицейский… (“Все вранье” – кричал он…) так это наш местный фашист.
Женщина, которая так решительно вывела его из зала, – наша антифашистка.
Старички, которые тихонечко сидели в последнем ряду, – это наши евреи. Они не к вам пришли, нет-нет. Они пришли ко мне. У одного из них умерла жена, нужны деньги на надгробие.
А остальная публика, которая с таким вниманием слушала ваш репортаж, – это наши обычные немцы.
Культурные любители литературы факта.