Дочь это подтверждает.
– А почему никогда раньше не приходили?
– Потому что моя мать никогда еще не умирала. А сейчас умерла впервые, поэтому я здесь.
– А когда моя мамуля умерла, в Америке хоронили президента Рузвельта, – встревает одна из женщин. – В Варшаве на неразрушенных домах и даже на развалинах люди вывесили черные флаги. Все думали, траур по президенту Рузвельту, а это был траур по моей мамуле. Улыбаетесь? Нечего смеяться, флаги были для моей мамули!
У стены сосредоточенно, монотонно раскачивается пан Абрахам.
За пыльным оконным стеклом против балкона виднеется клочок мутной голубизны и колышется ветка.
“Ты так занята”, – сочувственно говорила мать.
Она не ходила с матерью в оперу. Не возила ее в деревню. В эту ужасную жару ни разу не повела в парк. Была занята.
Она открывает молитвенник, который купила в синагоге. Репринт издания начала прошлого века. “Молитвы иудеев в будни и праздники, для торжественных событий и постов, а также религиозных обрядов и церемоний. Перевел и комментировал Саломон Спитцер”.
“После чтения свитков принято молиться за души умерших…” – поучает ее С.Спитцер на этот раз. В самое время, поскольку мужчины внизу заканчивают читать Тору.
“Господи, что есть человек, что Ты знаешь о нем, и сын человеческий, что обращаешь на него внимание?
Человек подобен дуновению; дни его – как уклоняющаяся тень.
Утром вырастает, утром цветет и зеленеет, вечером…”
Ничего не скажешь, красиво перевел С. Спитцер, но это не те слова, с которыми ей хотелось бы обратиться к Господу Богу.
Ей вообще не хочется разговаривать.
Она пытается вспомнить, чем так сильно была занята. Что было важнее поездки в деревню и прогулки в парке.
Никак не может вспомнить, что было важнее.
Дочери приснился сон.
Она входит в квартиру матери. Осматривается. Мебель, вещи – всё на своих местах.
На подоконнике стоит банка с малиновым соком.
На столике стоят фарфоровые подсвечники и радиоприемник “Eltra”.
На полке лежит альбом “Польские Татры” с посвящением: “…в Международный женский день от дирекции и месткома”.
В ящике лежат открытки, платежные квитанции, фотографии, цепочки без заcтежек и рассыпавшиеся бусы.
На кухне стоит чайник.
Над плитой висит тесак для рыбы…
(Она не хотела обзаводиться новой утварью. Не понимала людей, которые что-то покупают.
– Какой смысл? – удивлялась. – На такой короткий срок?
Вела себя как нетерпеливый путешественник, давно собравшийся в дорогу, ждущий сигнала.)
Балкон, ветка, неизменно запыленная голубизна.
Евреи в белых накидках читают Тору – слова тихие, торопливые.
В молитву врывается резкий голос. Кто-то идет четким грозным шагом.