– Завтра. Эта ночь, думаю, еще будет спокойной.
– Все равно…
– Я решил, – ответил Катон, топнув подбитой гвоздями подошвой по пересохшей земле. – Воины не поблагодарят тебя, если ты заставишь их сейчас еще и ров рыть и вал насыпать.
Макрон нахмурился и неодобрительно поглядел на друга.
– С каких это пор, командир, мы ждем от них благодарности? Ты даешь приказ, я командую им встать, взять инструмент и рыть. Пусть они и свежи, как вареная спаржа.
– Не сомневаюсь. Но мне нужно, чтобы они были в хорошей форме, когда мы столкнемся с бунтовщиками. Так что пусть сегодня отдохнут. Очень скоро им потребуется вся их сила.
Макрон вздохнул.
– Как пожелаешь, командир. Тогда пойду, караулы проверю.
Он зашагал прочь, оставив Катона наедине с легким чувством вины за формальное обращение к центуриону. Макрон такого не заслуживает. Просто Катон слишком устал и в нем росло напряжение с каждой милей, приближающей их к Астурике, пусть это и не оправдание. С другой стороны, он не мог попросту извиниться перед Макроном, поскольку тот сочтет это слабостью. Надо что-нибудь придумать. Немногие в его звании стали бы мучить себя раздумьями на подобные темы, но Катон знал, что он не желает быть таким, как все, даже если желал обрести успех и уважение сослуживцев. Он сделает это на своих условиях.
Из раздумий его вывел грохот колес телег. Подняв взгляд, он увидел Криста, который махал руками. На последней телеге сидел Пульхр, опершись головой на руку, другой он держался за борт. Катон не удержался от удовлетворенной улыбки. Они поменялись местами. Как же все изменилось за те десять лет, что прошли с того момента, как он пошел служить. Человек, который сделал его жизнь кошмаром наяву, теперь оказался чем-то совершенно несущественным, будто чудовище внезапно стало безобидным и жалким. Катон глядел вслед телегам, а потом окликнул Метелла и приказал принести ему и Макрону еды и разбавленного вина.
Солнце уже садилось за холмы, все выглядело совершенно тихим и мирным. Разговаривали воины, ветра не было, начинали стрекотать цикады. Гвардейцы собирали ветки и траву, чтобы устроиться на ночь, некоторые принялись расчищать место под костры, поскольку трава вокруг была очень сухой. Она легко загорелась бы от случайной искры, и огонь распространился бы очень быстро, даже при слабом ветре, сжигая все на своем пути. Загорелись костры, и воины начали бросать в висящие на треножниках походные котелки сухой паек – ячмень, пшеницу и соленое мясо. Лагерь заполнили запахи древесного дыма и готовящейся еды.
Один из отрядов фуражиров все еще рубил дрова, и Катон услышал тихий стук топоров, усевшись на складном табурете, чтобы записать скудные сведения о восстании, которые он получил от людей, встреченных им на дороге, ведущей в Астурику. Косой свет помог лучше различать записи, которые он делал на восковых табличках. Надо будет отдать отчет первому же купцу, которого они завтра встретят, строго наказав доставить его легату как можно скорее. Если к полудню они никого не встретят, то надо будет отправить с донесением одного из конных, послав его в Тарракон.