– Тебе нет нужды делать это. У меня хватает денег.
– Это твои деньги, господин, – напряженно ответил Катон. – Я не приму благотворительности ни от кого ни для себя, ни для моего сына.
– Луций мне внук, – мягко ответил Семпроний. – Моя плоть и кровь.
Катон увидел в его глазах обиду и пожалел, что высказался столь резко. По правде сказать, он хотел порвать все связи с Юлией, какие только возможно. Нельзя винить сенатора в том, как вела себя его дочь, но тем не менее он есть и всегда будет напоминанием о ней. Как и Луций, признался себе Катон.
– Ты и так много сделал для Луция, – сказал Катон. – И я благодарен тебе.
Макрон стоял поблизости, и в этот момент у него в животе громко заурчало. Семпроний кивнул в его сторону.
– Кое-кому пора поесть. Когда увидимся?
– Возможно, завтра, господин.
Они посмотрели друг другу в глаза, и сенатор кивнул.
– Что ж, хорошо. Приятного аппетита. А ты, Луций, веди себя хорошо. Иначе тебя никогда не примут в Сенат.
Глаза малыша озорно блеснули, и он прижался к ноге Катона, будто ища защиты. Катон испытал ни с чем не сравнимую радость и нежно погладил сына по голове, глядя, как Семпроний пошел к столам, за которыми расположились сенаторы. А затем взял сына за руку и слегка потянул.
– Ладно, Луций, пойдем.
Мальчишка поглядел на Макрона и мгновенно схватил центуриона за большой палец свободной рукой. Макрон радостно улыбнулся.
– Вот оно! Трое парней будут весь вечер веселиться в величайшем городе мира! Что может быть лучше?
– По крайней мере, одному из парней придется лечь спать пораньше. И не думаешь, что ему надо немного подрасти прежде, чем он начнет пить и шляться?
– Справедливо. Пока что пусть пробавляется фруктовыми сладостями. Прочие попробует, когда вырастет. Хорошо, парень?
Макрон подмигнул Луцию.
Луций попытался подмигнуть в ответ, но у него получилось лишь пару раз открыть и закрыть глаза.
– Сладости! – сказал он, кивая.
Катон тихо застонал и умоляюще возвел глаза к небу.
– Во имя богов! Юпитер, Величайший и Всемогущий, прошу, избавь моего сына от пороков старых вояк, таких как центурион Макрон.
Они подошли к одному из столов, поближе к месту, предназначенному для императора и нашли свободное ложе. Возлегли, а Луций сел между ними, скрестив ноги. Императора долго ждать не пришлось. Зазвучали трубы, возвещая прибытие императора и свиты, и все гости встали, ожидая, пока Клавдий и его приближенные займут места. Мимо возвышения прошла еще одна группа людей, и Катон увидел Каратака и его родных, унылых, но все-таки живых. Им предстояло привыкнуть к своей участи, провести остаток дней вдали от родины, в золоченой клетке Рима. Снова зазвучали трубы. Император начал есть, и все остальные гости устроились за столами и тоже начали вкушать пищу.