Самый молодой мужчина в компании презрительно-брезгливо усмехнулся, но граф, ворошивший угли в камине, этого не заметил.
— Так вот, господа, поскольку прозвучала аналогия с древним Римом, я считаю, что можно было бы возродить некоторые римские традиции, например, гладиаторские бои. Я завтра же отдам распоряжение, чтобы из моего поместья привезли медведя. И мы посмотрим, кто окажется сильней: мой зверь, или этот москаль. Как Вам моя идея, господин барон?
— К сожалению. граф, дела службы требуют моего постоянного присутствия в штабе. Я смог принять Ваше любезное приглашение только благодаря необходимости проконтролировать передислокацию авиаотряда нашего дорогого гауптмана, и передать ему необходимые бумаги и карты. Для нас, офицеров кайзера, воинский долг превыше всего. Все удовольствия мы получим после того, как разгромим русских дикарей. Их командование проявляет такое неумение управлять войсками, что я не сомневаюсь в скорой победе. Кстати, мой дорогой граф, отчего Вы не уберете вон ту фотографию, — барон указал на стоящий на полке шкафа фотоснимок, запечатлевший хозяина дома с группой русских генералов и полковников, стоящих возле охотничьих трофеев. — Она Вам дорога, как память? А не кажется ли Вам, что подобная ностальгия вызовет ненужные вопросы?
Глаза графа моментально стали холодно-колючими.
— Милый барон, мой патриотизм и преданность Германии и Кайзеру не требуют доказательств. Что же касается этой фотографии, — каждый приносит пользу Германии на своем месте. Каждый воюет на своем фронте. Этот снимок для меня — тоже охотничий трофей, причем один из самых удачных. Эти глупцы и болтуны и не подозревали, надменно позируя фотографу над поверженными животными, что истинной целью охоты были они сами. Содержание их разговоров очень быстро стало известно в узких кругах в Берлине и Вене. И в немалой степени помогло Генеральному штабу в планировании военных действий. Вы же не будете отрицать, что получали время от времени информацию, далеко выходящую за пределы компетенции начальника дивизии. Тем более, что в большой степени мне помогло одно из изобретений господина Эдисона.
При этих словах ошеломленный оберст-лейтенант непроизвольно покосился на стоящий на письменном столе фонограф, и сделал достаточно неуклюжую попытку "невзначай" прогуляться до окна и проверить, не включен ли аппарат.
Гауптман, воспользовавшись паузой, подошел к камину и взял в руки шашку. Обтерев клинок прихваченной по пути белоснежной салфеткой, высокомерно, тонко и леденяще вежливо поинтересовался у хозяина: