– Великолепная речь, – прошипел Эдвард таким тоном, что сразу было ясно: это не похвала.
Генри оторвался от земли и посмотрел на застывшее над ним лицо из бабочек. Оно придвинулось ближе – и рассыпалось. Генри закрыл голову руками, но его не тронули. Хлопанье крыльев становилось все тише. Когда он наконец решился открыть глаза, бабочек вокруг больше не было. Генри тут же вскочил, вытащил из чересседельной сумки флягу с водой и начал жадно пить. Он никак не мог отделаться от мерзкого ощущения, что бабочка все еще у него во рту.
– Не стоит благодарности, – фыркнул Эдвард, ощупывая красные точки укусов у себя на лице. Видимо, ему тоже досталось. – Хотя в списке степеней выражения признательности этот случай тянет на десятку.
– Э… спасибо? – осторожно проговорил Генри, убирая флягу обратно.
Он понятия не имел, что благодарность можно выражать как-то еще, но Эдвард, не вставая с колен, прижал руки к сердцу и, глядя на Генри широко открытыми глазами, взволнованно проговорил:
– Ваше высочество, вы мне жизнь спасли! Я не знаю, как выразить свои чувства, мое сердце переполнено! Несомненно одно: я навечно ваш должник и буду счастлив доказать свою преданность словом и делом. – Он встал, тут же сделав нормальное лицо. – Примерно так. Но поскольку тебя воспитывали не то волки, не то медведи, «спасибо» сойдет.
– Никогда не думал, что бабочки так свирепо защищают деревья, – пробормотал Генри.
– Видимо, способность образовывать Рой вернулась с волшебством, – сказал Эдвард, успокаивающе поглаживая коня, хотя тот, кажется, и так чувствовал себя прекрасно. – У животных, птиц и насекомых есть лишь искры разума, но если их виду или их земле угрожает что-то серьезное, они собираются вместе, и все эти искры сливаются в одну. Это и называется Рой. Он имеет разум, может общаться с людьми и наказывать преступников – и снова распадается, когда опасность миновала. Нам повезло, что ближе всех к месту твоего варварства оказались бабочки, а не ядовитые змеи.
Генри поднял ветку, которую уронил, когда на него напали. Она была теплой и по-прежнему светилась. Древесного сока на сломе не оказалось – ветка была совершенно сухой, будто отломили ее неделю назад. Генри хотел выбросить ее, но передумал и спрятал в карман куртки.
Эдвард тем временем полез обратно в седло, и Генри вынужден был признать, что соревноваться с ним в упрямстве сложнее, чем он надеялся.
– Ты не возражаешь, если мы отдохнем? Я немного устал, – через силу проговорил Генри, и Эдвард милостиво кивнул.
Генри надеялся, что они просто рухнут и заснут, но Эдвард зачем-то начал снимать с коня сумки, седло и упряжь, а потом намочил водой из фляги кусок ткани и принялся протирать коня.