Сходка зашумела.
— Лукерью желаем председателем!
— Егору Васину уважение оказать, его корня девка!
— Партейная, на верной дороге!
— И Фроську Будникову в ревком, им вдвоем сподручнее. Остальные пущай мужики.
— Не смогу я... — упиралась Лукерья.
— По тятенькиной дороге валяй, ладно будет.
— Лукерью желаем!
Лукерья Васина стала председателем ревкома.
После того страшного дня, когда казаки расстреляли отца и Петьку, Луша сильно переменилась, видно, навсегда распрощалась с юностью. На лбу пролегли ранние морщины, возле рта появились не то скорбные, не то норовистые складки. Брови раньше были вразлет, а тут сурово сдвинулись, нависли над глубокими, внимательными глазами в черных густых ресницах.
Лукерья не подурнела — куда там: в ней яснее появилась умная красота, женское ласковое обаяние, упрямая воля. Большое тепло изнутри согревало Лушину красоту, сочилось наружу, было у нее во всем — и во взгляде, и в улыбке, и в каждом слове.
Луша всегда была стройной и ловкой. Материнство придало еще большую плавность ее движениям, легкость походке...
Как-то Луша увидела в окно, что Василий проволок к себе во двор на коне толстое лиственничное бревно. Дня через три ей надо было зайти к Василию по делу. Вошла во двор и обмерла: от калитки чуть не до самого крыльца лежал деревянный крест с просмоленным комлем. Посередине была прибита дощечка, на ней крупно выведено черной краской:
УБИЕННЫЕ
Василий стоял в стружках, делал вид, что улыбается.
— Что это, дядя Василий? — растерянно спросила Луша.
— А вот, — нараспев ответил Василий, — как земля талая станет, так и воткнем. Пущай стоит на братской могиле. Еще имена загубленных надо указать. Прохожий мимо пойдет, али поедет кто, шапку снимет, перекрестится, помолится за упокой души борцов революции... А то господь из-за облачка глянет, воссияет аки солнышко и возгласит умилительно: раб мой Василий добрую длань свою приложил к светлой памяти убиенных.
Лукерья забыла зачем пришла. Она стояла у калитки, с испугом смотрела на большой крест, распластанный посередь двора, на Василия, на его глаза, которые мутно плескались в круглых, больших глазницах.
Глава пятая
НЕОБОРИМАЯ СИЛА
По избам, в банях, в амбарах у многих было припрятано оружие. Таилось в подвалах, было захоронено в стайках, на огородах. Его надо собрать, так считала Лукерья. Ее поддерживал Ведеркин, шумел, что нечего нянчиться с кулачьем: оставь богатеям оружие, они начнут стрелять в ревкомовцев. По другим местам, слыхать, начались кулацкие мятежи, от большевиков только пух да перья летят... Фрося и Семушкин нерешительно поглядывали на Лукерью, не знали, что сказать.