Тоска... Нет, не то слово... Сердце хочет тепла, ласки. И вся она истомилась, в ней ходит живая сила, горячая нежность.
Вспомнилась счастливая Лукерья, ее стыдливый шепот... Ну что ж, пускай рожает... Наплевать на нее. Девки дуры, кто они Антониде? Чужие, темные души... Безграмотные. Ну их... А как же комсомол? Комсомол — великая правда новой жизни, счастье для всех простых людей на земле. Нет, это бросить нельзя, этому надо отдать все силы. Вспомнилась подружка Люся, погибшая в боях с белыми. С кем Антониде поделиться мыслями? Если бы рядом был настоящий друг, который мог понять, поддержать. Он придет, обязательно придет... Каким он будет, самый родной, самый любимый?
Где-то далеко постреливали. Выстрелы были сухие и не страшные, не верилось, что они несут кому-то муки и смерть. Небо за лесом окрасилось розовым покачивающимся светом. Антонида поняла, что это зарево, но и оно было какое-то мирное, даже ласковое. Не хотелось думать о том, что происходит сейчас в деревне за лесом. Какая там деревня, Красноярово, что ли? Завтра надо будет узнать, что там случилось.
Но это были у нее не главные мысли в тот вечер... Живо представлялось, как взявшись за руки, она бежит с веселым, красивым парнем с крутого берега, к чистой воде озера...
Стало совсем зябко. Антонида зашла в дом, заперлась в своей комнате, подвинула стул к старому высокому трюмо. Стала рассматривать себя нехорошими, посторонними глазами. Потом торопливо сбросила кофту, спустила с плеч рубашку, встала во весь рост перед зеркалом. Оглядела себя всю и залилась слезами...
Утром Антонида пошла к деду Елизару узнать, что за стрельба была вечером. На стук ей никто не открыл, она толкнула дверь. На лавке метался в бреду постоялец старика, дедушка Елизар лежал посередь избы без сознания.
Антонида побежала за Лушей.
Василий пришел в память солнечным, теплым днем. Возле него на чурбашке сидела поповна Антонида. Заметила, что больной открыл глаза, встрепенулась:
— Как хорошо! — заговорила она, волнуясь. — Кризис миновал, теперь будем поправляться. Смотрите, солнышко какое...
Василий ничего не понимал, сухим языком облизывал шершавые, потрескавшиеся губы. Он не мог взять в толк, как в избе оказалась попова дочка.
Антонида подала Василию кружку молока, он жадно выпил.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Антонида.
— Где Елизар? — с трудом проговорил Василий.
Антонида отвернулась, печально ответила:
— Дедушка две недели как умер. И вы тяжело болели. Сыпняк был... Я за вами ходила. И Луша.
Тиф... Василий закрыл глаза. Радости от выздоровления он не ощущал. В голову заполз холодный страх: не сболтнул ли в бреду о своем золоте, о богатстве в Никишкиной пади... Чуть приоткрыл глаза, исподтишка взглянул на Антониду, которая подметала пол, подумал: «Выдаст, подлая, ежели проведала...»