Перед глазами все закачалось, поплыло. Антонида увидела, что больному плохо, склонилась над ним. Василий тупо смотрел на ее голую шею, в широкий ворот платья.
Без малого месяц Антонида, Луша, Фрося ходили за больным Василием. В первые дни привезли фельдшера, он сразу сказал: тиф...
Старый Елизар скончался, так и не придя в чувство, все ругал в бреду какую-то контру, гнал прочь из своей избы.
Болезнь дальше по селу не пошла.
Амвросий, когда узнал, что дочь ходит за тифозным, ошалел от ярости, выгнал Антониду из дому, запретил показываться на глаза. Несколько дней она прожила у Лукерьи.
А тут к Амвросию заявился нежданный гость, читинский архиерей. С помощью молодцеватого монаха-чернеца слез с тряской двуколки, благословил оторопевшего Амвросия. Объяснил, не дожидаясь расспросов, что заехал по пути из Урги, где гостил у своего брата-миссионера... «Надумал поглядеть, сколь успешно в соседней епархии обращается в православие бурятское население, как бегут от христовых пастырей семейские еретики-уставщики... Дорога моя лежит в Иркутск».
Умывшись и усаживаясь в красное плюшевое кресло с вылезшими пружинами, архиерей сказал, что визит его в Густые Сосны не служебный, а сугубо личный и даже, если угодно, негласный. В Иркутске он не предполагает делать владыке об этом никакого сообщения.
Амвросий слушал преосвященного, не выказывал излишнего раболепия, сокрушенно покачал головой:
— Время, владыко, для подобных разъездов неподходящее. Денно и нощно пальба, разбой.
Архиерей приказал монаху занести в дом корзину с продуктами, кивнул головой.
— Кровь и разбой повсеместно. Поговорим и об этом. — Он несколько растерянно осмотрелся вокруг. — А где же ваша супруга, отец Амвросий?
— Попадья-то? Вдовый я, владыко... — Амвросий наморщил лоб, вспоминая забытое слово. Наконец, видимо, вспомнил: — Дщерь... Дщерь у меня, поповна, одним словом... У соседей она, сейчас сбегаю, позову.
Пока хозяин ходил за дочерью, архиерей поднялся с кресла, с удивлением подошел к стене, на которой висели большие рога изюбря, старая бердана, широкий охотничий нож, патронташ с заряженными патронами.
Антонида, когда отец позвал ее, не стала противиться, дома быстренько переоделась в темное платье с кружевным воротником, с достоинством поклонилась гостю, но под благословение не подошла.
Антонида, не зная о чем можно разговаривать с этим важным попом, вдруг спросила:
— Простите, как ваше имя-отчество?
Архиерей озадаченно поднял брови, сухо ответил:
— Согласно чину, меня величают владыкой или преосвященным.
Антонида отвернулась.