— Когда придет время действовать, — вставил офицер, — вам скажут... И что делать скажут.
Через полчаса бричка архиерея выкатилась из узорчатых церковных ворот, затарахтела по дороге к богатому селу Воскресенскому.
Поближе к теплу в деревне началось беспокойство: наступала пора сеять, а во многих семьях ни мужика, ни коняги, бабе хоть самой впрягаться в плуг. Тут еще Лука и лавочник Нефед подступили с ножом к горлу: бросай свою работу, иди на их поля. У Луки и Нефеда в долгу чуть не вся деревня, почти каждый побывал у них зимой с пустым мешком. То охапку сена выпросят для коровенки, то отрубей на калачи. Или вонючей рыбы... Лука плакал от жадности, когда давал что-нибудь.
— Подавись ты моим добром, — кричал он визгливо. — От себя отрываю... Другой бы не дал, а я жалостливый. Не отбрехивайся от работы, когда позову. Как придет пора сеять, все начнете воротить от меня морды. У всех дела да отговорки, я хоть один пластайся в поле.
— Батюшка, Лука Кузьмич, — низко кланялись ему бабы, — заступник наш... Без званья прибежим к тебе. Выручи, кормилец, отработаем.
Нефед тоже был прижимистый, давал в долг только самым надежным. Все записывал на бумажке, которую хранил в лавке за иконой.
Говорят: что посеешь, то и пожнешь. Еще говорят: весенний день год кормит. Это все так, правильно придумано, мудро. А что сеять, если в амбарах только пыль да полова? Малые ребятишки пухли зимой с голодухи, со слезами просили корочку, с тоской смотрели на тятьку с маткой. Не губить же их, пришлось помолоть зерно, которое береглось на посев. И всю картошку поели вместе с шелухой.
Пришлось снова идти к Луке и к Нефеду, теперь за семенами — только на них, благодетелей, и была надежда.
Лука и Нефед твердили одно и тоже: пособите отсеяться, отработайте за долги, после придете, поглядим...
Мужики пахали, боронили, сеяли на обширных полях Луки и Нефеда, бабы готовили им огород под картошку, лук, чеснок. Лука Кузьмич подкармливал работников, посулил даже поднести всем по чарке.
Люди спешили побыстрее управиться с чужим полем: уходило лучшее время для своих посевов. Когда все было сделано, Лука и правда поставил две четверти злой самогонки. На другой день мужики и бабы униженно потащились к нему за зерном. Лука сварливо ворчал:
— Точно в прорву какую сыплю добро. Ну какая мне корысть?
— С голоду подохнем без тебя, благодетель...
— А мне что?.. Скоро рыбалка начнется, опять не скликать вас... Всю зиму мою рыбу жрали. Совести не имеете.
Нефед боялся скостить с должников лишний грош. Андрей Сидоров не давал никому ни харчей, ни зерна. Второго такого живоглота не сыщешь... Кое-кому отпускал поработать своего коня, но расплачиваться чтобы хлебом из нового урожая.