Дедушка Влас в облезлых, подшитых валенках, с клюкой, сидел на завалинке, на самом солнцепеке и рассуждал:
— Да, в кого что положено, такой и будет... Засоли, к примеру, в логун рыбу, он после много лет будет с рыбным запахом. А засоли, к примеру, капусту, будет с капустным духом. Да. И люди так же...
— Ну, — рассмеялась Фрося. — Моего хозяина набей хоть яблоками, а от него все одно черемшой будет разить!
— Не, — затряс головой старик. — В кого что положено... Ты не думай, девка, Лука тоже не родился готовеньким гадом. Он после сделался... А мог и в хорошие люди выйти. Да, вишь, тятька в него не то положил.
— Добрая жизнь с неба не свалится, — решительно сказал бывший солдат, пожилой мужик Калашников.
Дни проходили в тяжелой работе, в лишениях, без радости. Тягучие, тоскливые...
И Василий томился, поправлялся медленно, тиф унес последние силы. Не было еды, хоть подыхай. «Изба есть, — лихорадочно рассуждал он про себя, лежа на жесткой лавке. — Изба собственная... Елизара бог прибрал... родни у него нет... Изба мне осталась. Богатство есть несметное, как до него добраться?.. И не набрел ли кто на след, всякое может быть...»
Амвросий больше не ругал дочку, которая ходила за выздоравливающим. Она и Луша приносили Василию поесть, мыли в избе пол, стирали. Фрося тоже старалась помочь, чем могла — харчей, правда, не приносила, сама жила впроголодь.
Скоро в селе Густые Сосны произошло вот какое событие: из города приехал начальник по фамилии Честных. Сразу же поползли слухи, что он арестует всех зажиточных и погонит в городскую тюрьму, что насильно будет обращать всех в безбожную коммунистическую веру...
Честных остановился у Калистрата Петрова, который чуть не весь век работал на Луку. Два сынка его служили красными пулеметчиками, старик жил один.
Вечером в избу набилось полно молодежи, пришли и кое-кто из пожилых. Честных оказался не ахти какой представительный: чернявенький, шустрый, левый рукав кожаной тужурки пустой. Когда спросили, где потерял руку, рассказал, что белые отстрелили. «В Кяхте попал под расстрел, там беляки поубивали ужасное множество безвинных людей, однако больше полутора тысяч, — рассказывал Честных. — Ну и меня под расстрел. Нас убивали сразу целую сотню. Вывели, поставили... Позади, значит, яма. Я и свалился туда раньше времени, живой. В руку только угодило. Сверху завалило трупами, беляки штыком не нашарили. Чуть запорошили землей и ушли. А я ночью выбрался. Добрые люди спрятали, вызволили от смерти. — Честных рассказывал эту историю спокойно, даже чуть насмешливо, а под конец сказал с большой задушевностью: — Много у нас хороших людей... Как упастись от смерти, когда станут расстреливать, меня тоже добрый человек научил, он мне родственником приходится. Служил в семеновцах, я и не знал, что он втайне красный. Даже в рожу ему харкнул, вот ведь обида какая... Он опосля сотника семеновского зарубил. Повстречать бы, попросить прощения... Василий он, по фамилии Коротких».