— Еще какое оружие при тебе?
Василий передернул затвор у своей винтовки.
— Да, вы что, мужики, рехнулись? — опомнившись, спросил вошедший. — К вам по добру, а вы...
— Выкладывай вооружение, ангельская душа, — ласково проговорил Василий, поглаживая свою винтовку и рассматривая гостя. Тот был молод, лет двадцати с небольшим.
— Ничего нету кроме берданы. — Он нагнулся, вытащил из валенка охотничий нож, бросил к ногам Спиридона. — Нате вот, дьяволы. Да дайте обогреться. Совсем заколел. Пурга же...
Спиридон поднял нож, положил вместе с берданкой на свой топчан, мигнул Василию. Тот не понял, вопросительно взглянул на свояка.
— Чего уставился? — рассердился Спиридон. — Налей парню чая. Вишь, замерз, — и, уже обращаясь к вошедшему, спросил: — Жрать хочешь?
Парень оказался не робкого десятка или впрямь натерпелся в тайге, что теперь одурел от тепла, от горячего чая, сытной еды. Спиридон непонятно ухмылялся, сам подливал ему чай в кружку из котелка, который опять бурлил на железной печке.
Насытившись, парень рукой обтер губы, поглядел на Спиридона и Василия, простовато спросил:
— А вы кто такие будете?
Спиридон все с той же ухмылкой ответил:
— Эва, какой прыткий. Не мы к тебе в гости пожаловали, не нам первым и сказывать. Сам-то откуда будешь?
— Я не таюсь. Зверовщик, Генка Васин. Соболятник. Может слыхали — мы, Васины, все соболятники.
— Как сказал фамилия у тебя? — переспросил Спиридон.
— Васин.
Василий перекрестился.
— Ты чего, дядька? — удивился Генка.
— Так... Вспомнилось одно дело... — Василий вздохнул. — Под Кяхтой партизанский отряд Васина постреливал.
— Так это ж моего батьки отряд! — радостно воскликнул Генка. — Мы все в одном отряде были. Вы знаете батьку, да? Он дома сейчас, мы в Красную Армию переходим, весь отряд. Домой на побывку пришли.
— Не знаем мы твоего батьку, — ответил Спиридон. — Не встречались. Не довелось.
Генка хотел что-то сказать, но вдруг забеспокоился, стал поглядывать на дверь.
— Ты чего? — насупился Спиридон.
— Собака у меня голодная. Слышишь, царапается?
И верно, в дверь царапалась собака, жалобно взвизгивала.
Спиридон прошел в угол, выдрал у лежавшей там туши гурана внутренности, бросил к порогу.
— Накорми собаку.
Пока Генка разговаривал за дверью с собакой, Спиридон коротко бросил Василию:
— Себя не выказывай. Парень-то красный.
В ту пору, в 1920 году, по всей земле люди уже бесповоротно делились на красных и белых. Даже в деревнях, где сосед знает соседа, как свои пять пальцев, боялись люди друг друга. А в тайге разберись, кто тебе встретился: на лбу не написано, а знать надо. А еще Спиридону с Василием дозарезу надо было узнать, что делается на свете, в какую сторону дует ветер, на чьей стороне сила, к чьим ногам склонить им свои забубенные головы: ведь без малого два месяца живого человека не видели. Генку Васина будто сам бог послал.