— Я не наливал ему, а что они делают за стенами этого здания меня не касается.
Макс вскочил.
— Я тебя об этом не просил, — выкрикнул Макс ему в лицо. — Петрович был мне другом.
У Макса задрожали руки. Не впервые ему хотелось удушить отца, но никогда он не был так близок к этому.
— У меня был выбор между Петровичем и сыном, и я выбрал сына.
— Ты вечно все решал за меня. Все, надоело. Теперь я сам устраиваю свою жизнь.
Отец взмахнул рукой у него перед лицом, как если бы хотел дать пощечину. Макс отскочил. Сердце колотилось у него в груди, как тракторный мотор. Отец сжал руку в кулак.
— Потому что я прожил жизнь и вижу, как ты, дурак губишь ее. Любой бы завидовал твоим возможностям.
Макс обвел руками комнату.
— Ты всю жизнь хотел, чтобы я стал одной из твоих безделушек, которыми ты можешь похвастаться. Давай, скажи какой имбецил родился у такого гения, как ты. Скажи опять, что ты не был таким никогда!
Отец смотрел на Макса с необычным терпением, совсем не вымученным, искренним.
— Нет, — заговорил он. — Я был таким же. Глупым, самоуверенным мальчишкой. Я не хочу, чтобы ты повторял моих ошибок.
— Ты врешь, опять врешь! — Макс пнул стул, тот перекувыркнулся на спинку в десяти сантиметрах от отца и смахнул со стола стеклянный купол. Тот упал на пол вместе с плеером и разбился. Отец молча поднял его и поставил на место. Душки наушников переломились пополам.
Макс подбежал к полкам с коллекционной утварью и несколькими взмахами руки смахнул все на пол.
— А так ты тоже делал?! Так делал?!
Экспонаты личного музея отца разбивались вдребезги. То, что осталось целым Макс затаптывал ногами. Пол усеяли куски пластика винилового проигрывателя, отколовшиеся части кинокамер, погнутые ручки, разорванные пленки.
В дверях появился Матвеев и онемел от ужаса, за ним прибежали несколько охранников. Отец показал жестом им убраться. Матвеев переспросил все ли он понял и тогда отец взмахнул рукой еще резче. Дверь закрылась.
Макс смотрел на то, что натворил. Коллекция, которую отец собирал больше сорока лет была уничтожена. Вместо жалости он ощущал легкость и удовлетворение, он как будто расправился с прошлым, скинул кандалы, и готов жить заново свободным человеком.
Макс отдышался. Отец протянул ему бумагу.
— Ты разрушил все, что дорого мне. Подумай о людях которые остались здесь.
Макс схватил бумагу и разорвал в клочья. Бросил в воздух ошметки. Они падали, словно снежинки, охлаждающие пыл, поселившийся в кабинете.
— Ты жалок, — сказал Макс. — Я никогда не буду таким как ты.
Макс вышел из кабинета. Матвеев проскочил мимо наверх. Все присутствующие в ЦУПе замолчали и смотрели на Макса. Маккензи тоже поднялся по лестнице, одарив Макса укорительным взглядом.