Помощник как раз вкладывал заглавную «Д», когда наверху Эльхандро заколебался, читая одну из последних страниц. На миг он даже позабыл, что держит в руках перо; на кончике оного собралась капля чернил, все сильнее стремившаяся вниз. Он поправил очки с толстыми стеклами, потер седую щетину, покрывавшую худой подбородок, а потом перечитал текст снова. Задумывался не над словами, которые уже видывал не раз, но над тем, какие те будут иметь последствия – что случится, когда прочтут их обитатели Серивы. Некоторое время он раздумывал, не остановить ли станок. Он еще мог отказаться, издать вместо этого трактат о дворцовых танцах, переведенный с флорентинского, уже какое-то время ожидавший своей очереди. Однако чувствовал он изрядное искушение переступить черту, сделать нечто смелое. Встряхнуть старый порядок: мир толстых грандов, пускающих ветры в шелковые штаны.
В тот миг решалась судьба многих людей, поскольку именно такова суть истории, формирующей государства, – вся она собирается в миге, когда некто решается сделать шаг, который до той поры казался слишком опасным.
Оставим же Эльхандро Камину с его непростым решением, поскольку пришла пора представить третье действующее лицо, а им был сам Арахон Каранза Мартинез И’Грената И’Барратора. Он не совершал открытий и не сидел над опасными манускриптами.
И’Барратора просто-напросто спал.
Это не слишком-то интересное вступление, особенно если сравнивать с двумя первыми. И все же об ученых или печатниках не рассказывают славных историй, самое большее – всякие анекдоты, как тот, об Альрестеле, который открыл, что просмоленное куриное яйцо после погружения его в воду начинает сверкать, словно серебро, а после продал оное жадному Лертесу. Но это хороший материал для веселого разговора в таверне, а не для толстой книжищи в двух томах.
А потому самым главным персонажем в этой истории станет именно И’Барратора.
Пробудил его запах крови.
Минуту-другую он витал мыслями между липким и теплым сном и резкой вонью. Запах принадлежал к числу тех, что рождают в человеке первобытный ужас, разрастающийся, словно холодный шар, где-то над желудком, однако И’Барратора не сумел найти в себе достаточно сил, чтобы поднять веки.
Миазмы крови становились все отчетливей. И’Барратора хотел спать, но ноздри его уже очнулись и не позволяли позабыть, что с ним что-то не в порядке.
За окном Серива пробуждалась к жизни после очередной длинной и бурной ночи. Ревел вол, стучали колеса повозок, съезжающих крутой мощеной улочкой в сторону Треснувшего Купола, а женщина с визгливым голосом продавала капусту. Именно ее крики, пожалуй, врывающиеся в голову ритмичным: «Капуста! Капуста из Мерпелюции! Свежая капуста!» – окончательно вырвали кавалера из сна.