58—1 «б». Те же преступления, совершенные военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом с конфискацией всего имущества.
<…>
58—8. Совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций, и участие в выполнении таких актов, хотя бы и лицами, не принадлежащими к контрреволюционной организации, влекут за собой меры социальной защиты, указанные в ст. 58—2 настоящего Кодекса»[221].
Подсудимые частично признались в преступлениях, раскаялись и просили сохранить им жизнь, но безрезультатно. Петр Иванович Шило-Таврин был расстрелян 28 марта, а Лидия Яковлевна Адамчик — 2 апреля 1952 года. Как видим, в отношении срока исполнения наказания органы юстиции тоже почему-то существенно нарушили требования приведенной выше статьи 470 УПК РСФСР в сторону либерализации. Равно как и с копией обвинительного заключения, врученной террористам не накануне судебного заседания, как это предписывала статья 466 того же кодекса, а 26 января. Причины этого неизвестны и вряд ли когда-нибудь прояснятся.
Здесь самое время вспомнить о том, кого в протоколах допросов Таврина пытались представить подлинным вдохновителем данного покушения — о Георгии Николаевиче Жиленкове. Представляется крайне примечательным сравнение материалов дела № 5071 (архивный № Н-21098) по обвинению Таврина-Шило и Шиловой-Адамчик с архивно-следственными материалами архивного дела № Н-18766 МГБ СССР по делу Власова и других руководителей РОА и КОНР, и в частности Жиленкова. Ни в одном из его 27 томов нет и упоминания о «тавринском следе». Не прозвучало такое упоминание и устно на процессе, проходившем с 30 июля по 1 августа 1946 года. Конечно, этот сподвижник Власова и другими своими деяниями многократно заслужил смертную казнь, но все же следует задуматься о том, почему следствие отказало себе в удовольствии вынести на суд этот, казалось бы, вполне доказанный, хорошо документированный и убийственный для подсудимого эпизод. Вызывает удивление даже процессуальный статус, в котором Жиленков допрашивался в рамках дела Таврина-Шило: он проходил как свидетель, хотя по всем правилам должен был быть привлечен в качестве едва ли не основного обвиняемого, поскольку, без сомнения, должен быть классифицирован как организатор покушения. Признательные показания Таврина явно и недвусмысленно свидетельствовали об активном участии бывшего партработника в организации и планировании убийства Сталина. Однако этого не произошло. Следственная бригада по делу Власова, Жиленкова и других была в курсе того, что подследственный допрашивался по другому уголовному делу, как и знала о результатах допроса, тем более, что он велся в рамках одного и того же ведомства — НКГБ/МГБ СССР, хотя и разных его управлений. Промежуток времен от поимки Жиленкова до вынесения ему приговора был коротким, за это время никакие следственные мероприятия не могли покрыться вековой пылью и забыться от дряхлости.