Она любила его, любила в нем все: мрачность, угрюмость, одиночество, надломленность и доброту, которую он пытался скрыть.
Я хочу, чтобы ты любил меня, всю меня, а не только красивую оболочку.
Колдер осторожно убрал за ухо выбившийся из прически ее завиток.
– Мне нравится то, что вы красивы, – тихо произнес он. – Мне нравится то, что ваши глаза имеют именно этот оттенок синего, и мне нравится то, что ваша фигура имеет именно эти очертания. – Он обхватил ладонями ее талию, растопырив пальцы, словно хотел замерить объем. – Хотя мне думается, что меня бы устроило, если бы всего этого было побольше…
Затаив дыхание, она смотрела на него.
– Вы сказали, что не хотите, чтобы я толстела!
Он приподнял бровь.
– И что вы тогда сделали?
Дейдре открыла было рот, но тут же закрыла. Я принялась есть все, на что упал взгляд, включая ветчину!
При воспоминании о ветчине у Дейдре потекли слюнки.
– Так скажите мне, правильно ли я вас понимаю: вы считаете, что я слишком худая?
Он пожал плечами.
– Я думаю, вы слишком много трудитесь над тем, чтобы оставаться стройной. Я бы предпочел, чтобы вы ели и радовались жизни. Вы нравитесь мне такой, как есть. И вы бы точно так же мне нравились, если бы каждый день ели ветчину.
Дейдре наклонила голову и улыбнулась. Вначале робко, потом все смелее. Колдер начал моргать, ослепленный ее улыбкой.
– Вы сделали мне предложение, милорд, от которого я не могу отказаться.
Колдер перевел дух и, опустив голову, уткнулся лбом ей в грудь.
– Я не умею говорить красиво. И никогда не научусь, сколько бы ни старался.
Дейдре несмело погладила его по голове и задержала руку, погрузив пальцы в густую темную шевелюру. Он издал низкий стон, словно раненый зверь, который, наконец, отмучился. Дейдре взъерошила его волосы, наслаждаясь тем, как жесткие пружинки покалывают пальцы. Когда ее ладонь легла ему на затылок, она почувствовала, как расслабляются мышцы его шеи, как опускаются плечи, сбрасывая с себя груз надменности и гордыни. Ладони его вжались в ее талию, не от желания, или, по крайней мере, не только от него. Казалось, эти ладони хотят рассказать ей о том, что он так хочет, но не может передать словами.
Ему так удавалась роль небожителя, что легко было позабыть о том, что он всего лишь смертный, подверженный тем же сомнениям, так же страдающий от одиночества и непонимания, как и все в этом мире.
Ты не можешь заставить мужчину полюбить себя. Все, что ты можешь, – это любить его.
Но дала ли она понять своему любимому мужу, что любит его? Дейдре требовала от него внимания, она боролась за его уважение, она жаждала его любви, но сама ему в любви не объяснилась.