– Обещаешь? – спросила она с некоторым недоверием.
Он кивнул.
– Я не хочу, чтобы ты была несчастна, когда я с твоей матерью знал только счастье. – Она воспряла духом. – Сегодня заказали два новых костюма, – добавил он.
– Вот видишь! У нас все будет в порядке. – Она казалась искренне обрадованной.
– Будь я помоложе, я бы подумал над этой затеей с Севил-роу.
– Папа, ты ведь не собираешься открывать магазин на Севил-роу. Думаю, тебе просто слишком комфортно здесь.
Эйб вздохнул.
– Мы неплохо справляемся, правда, Иди?
– Конечно, правда. У большинства людей обстоятельства куда хуже, чем у нас.
– Ты говоришь точно так же, как твоя мать.
Она усмехнулась. Это была одна из его излюбленных фраз.
– Мне подшить брюки мистера Голдштейна после обеда?
– Да, спасибо, дорогая. Присмотришь за магазином, пока я пью чай?
Она отправила его обедать и села у стойки, наблюдая за миром из сумрака магазина через большое окно, подшивая брюки, но на самом деле поглядывая на прохожих в надежде увидеть Тома. Она вышла, чтобы проверить еду и погладить скатерть, испытывая радость от возможности использовать камчатную в его честь, даже если он не мог разделить с ними трапезу, а затем снова вернулась на свой пост у окна, мечтая увидеть, как он возвращается домой.
Было почти без четверти четыре, а Том так и не появился, и Иди старалась не поддаваться панике, заполняя делами каждую долгую минуту этого дня. Она даже разобрала ящик со старыми нитками… лишь бы отвлечься. Она слышала, как зазвенел колокольчик на двери, но знала, что это отец провожает мистера Томлина. Эйб появился рядом с ней, когда она работала, очищая от ниток два новых костюма, которые нужно было показать клиентам в понедельник.
– Ну, дитя мое, пришло время шаббата. Я закрыл магазин.
– Иди наверх, папа. Я буду через минуту.
– Солнце почти село, Иди.
– Я знаю. – Обычно она бы остановилась на этом, но сегодняшний день был началом нового этапа в жизни Иди. И оба это знали. – Я хочу открыть боковую дверь, а потом поднимусь, – сказала она. Отложила щетку в сторону и продолжила хлопотать, словно в этом намерении не было абсолютно ничего необычного.
Отец не ушел, он стоял на месте и смотрел на нее.
– Иди, возможно, это и к лучшему… – начал он.
Она не дала ему закончить.
– Уверена, он скоро вернется. Он знает, что мы соблюдаем шаббат, – сказала она как ни в чем не бывало. – И я оставляю за тобой право сообщить ему, что сегодня вечером он нежеланный гость за обеденным столом.
Его взгляд смягчился, но она знала, что он не показывает свои истинные чувства. А чувствовал он облегчение, даже некоторое удовлетворение от того, что его предостережения подтверждались.