«Надо будет ее задобрить, – решил он про себя. – Она такая лапочка. Как бы произвести на нее впечатление?»
Но вдруг хорошенькое личико Джесси, возникшее перед его внутренним взором, сменилось совершенно другой физиономией. Казалось, что перед его испуганными, лихорадочно блестевшими глазами разверзся ад. Мистер Хопкинс никогда не видел подобного выражения на человеческом лице, и у него мелькнула мысль о нечистой силе. Седые волосы, мертвенная бледность щек и полуоткрытый рот с отсутствующим зубом довершали эту неприглядную картину, высвеченную фонариком мистера Молтби.
– Не двигайтесь! – тихо, но с металлом в голосе приказал старик. – Вы попались, Чарльз Шоу. И Рождество вам придется встретить за решеткой по обвинению в убийстве Джона Стрейнджа и его сына Харви.
Человек наконец обрел дар речи.
– Я их не убивал! – вскричал он с таким отчаянием, словно ему вдруг изменила многолетняя выдержка. – Это не я! Никого не убивал!
– Тогда докажите, что это не вы. Лучшего случая вам не представится, – предложил мистер Молтби.
– Кто вы?
– Не имеет значения. Скажите спасибо, что я не судья, примеряющий мантию перед процессом. Именно с ним вам предстоит встретиться в скором времени, если вы не сможете оправдаться передо мной и всеми здесь присутствующими.
Тем временем Дэвид быстро подошел к двери в коридор, отрезав Шоу путь к отступлению. Мистер же Хопкинс по-прежнему стоял неподвижно, испуганно глядя на того, кто был поражен еще большим страхом. Он плохо поддавался обучению, но сегодняшней ночью получил серьезный урок. Другое дело, что позже, при свете дня Хопкинс, скорее всего, о нем благополучно забудет.
Человек, столь неожиданно оказавшийся в центре внимания, стоял, судорожно глотая воздух. Казалось, отчаянные выкрики лишили его последних сил. Потом наступила следующая стадия. Страх, сжимавший его горло, вдруг сменился депрессией.
– Что вы от меня хотите? – жалобно спросил он.
Его словно сдернули с дыбы и бросили на пол, где вокруг валялись орудия пыток.
– Чтобы вы сказали нам правду, – твердо заявил мистер Молтби. – Если вы виновны, мы все равно об этом узнаем, если же нет – оправдаем вас быстрее, чем суд присяжных. Истина – самое дорогое, что есть на свете. Однако именно ею чаще всего пренебрегают.
– С чего мне начать?
– Ну, скажем, с осени тысяча девятьсот семнадцатого года.
– Так вы все знаете?
– Мне известно достаточно, чтобы желать узнать больше. Те сведения, которыми я обладаю, заставляют меня прийти к заключению, что это вы убили Джона Стрейнджа ровно двадцать лет назад.
– Я его не убивал.