Она быстро шла вниз. Один пролет, другой, третий… Нельзя сказать, что поступок Марата разрушил ее идеалы и попрал веру в людей. Конечно, Вера продолжала, несмотря на близость тридцатилетия, верить в любовь. И считала, что любит своего мужа, пусть не так пылко и исступленно, как в романах, но все же достаточно, чтобы оставаться вместе и получать от этого удовольствие.
Однако прожив двадцать два года в общежитии швейников, потом два года мыкаясь по съемным квартирам, а последние три проведя в малосемейке на улице Северной, трудно удержать на носу розовые очки. Волей-неволей приходится замечать вещи, о которых не пишут в классической литературе.
Остается либо принять жизнь во всей ее красе и безобразии, либо решительно противопоставить себя ей. Вера не была ни идеалисткой, ни революционеркой, поэтому предпочла первое.
Умом она сознавала, что Марат, вероятно, погуливает на сторону, хотя особых поводов сомневаться в своей верности муж не давал. Так, кое-какие штришки и приметы, на основании которых, если очень постараться, можно сделать далеко идущие выводы. Но стараться и разоблачать Марата Вера не стремилась. Она наивно принимала тезис о полигамности мужчин, полагая, что против природы не пойдешь. И вместе с тем умудрялась вполне искренне верить, что Марат любит ее и они всегда будут вместе. Вот такая двойная философия! А мелкие интрижки, если они и есть (может, ничего такого и нет!), не навредят их отношениям.
У Веры не было других родственников, кроме мужа. И свое будущее она видела только совместным с Маратом: общий дом, общие дети. Поездки, интересы, желания, старость — все общее.
Его предательство, да еще такое явное, не оставляющее сомнений, не дающее даже крохотной надежды, что все неверно истолковано, выбило почву из-под ног. В глубине души она понимала, что жалеет о вскрывшейся правде. И презирала себя за малодушие.
Недавняя сцена поставила обоих в затруднительное положение. Теперь у Марата нет шансов половчее соврать, а у Веры не получится сделать вид, что ничего особенного не случилось. Больно, обидно и совершенно ясно, что жить, как раньше, не получится.
На первом этаже, проходя мимо почтовых ящиков, она заметила, что в их ящичке что-то белеет. Газет они не выписывали, писем не получали. Это не мог быть рекламный мусор: в остальных ящиках, большей частью не запертых, — пусто, а рекламу обычно раскладывают всем.
Вера, будто взломщик, попыталась открыть ящик без помощи ключа. Вскоре это получилось, и в руках у нее оказался официального вида конверт с письмом на имя Веры Владимировны Андреевой.