через ветхий проржавевший мотоблок, некогда служивший для прореживания
густой поросли. На его колесах я заметил надписи «Оксфорд» и «Аллен».
У моего отца в пятидесятых был точно такой же мотоблок, который использовался
для ухода за фруктовым садом, занимавшим почти гектар. Наш сад находился
где-то в километре отсюда: именно в этих краях я провел детство. Однажды, когда
я наблюдал за работой отца, он случайно наехал на маленькую землеройку; я до
сих пор отчетливо помню ее окровавленное тельце и пронзительный
предсмертный визг.
Итак, дом выходил фасадом на спокойный, тихий канал и стоял прямо перед
массивными черными воротами узкого шлюза. Сюда нельзя подъехать на машине
– можно только дойти по бечевнику или подплыть на барже. Вдоль сада перед
каналом имелась кирпичная стена с поилками для лошадей – позже я обнаружил
металлические кольца, к которым привязывали лошадей, тащивших баржи вдоль
канала. Когда-то очень давно смотритель шлюза открывал и закрывал ворота, но
сейчас дома смотрителей, в свое время возведенные вдоль всего канала, уже все
распроданы, и с воротами разбираются экипажи барж. Мне сказали, что тут
водятся зимородки (порой можно увидеть, как они пролетают над водой) и
выдры, хотя всего в нескольких сотнях метрах отсюда над каналом по эстакаде с
шумом мчатся машины. Впрочем, стоило мне отвернуться от дороги – и до самого
горизонта я не увидел ничего, кроме полей и деревьев да заросшего тростником
озера позади дома. Вполне можно было поверить, будто я очутился в глухой
деревушке – вроде той, в которой вырос, – и никакой объездной дороги,
построенной шестьдесят лет назад, нет и в помине.
* * *
Неподалеку от дома, на заросшем травой берегу канала, меня дожидалась
сотрудница управляющей компании. Она открыла висячий замок на входной
двери. Я ступил за порог и заметил на полу несколько писем, затоптанных
грязными следами от ботинок. Девушка увидела, что я смотрю вниз, и объяснила,
что тут жил одинокий старик, владевший домом почти пятьдесят лет, – в
документах на собственность он значился как работник канала. Несколько лет
назад он умер, и застройщик, выкупивший дом, выставил его на продажу.
Девушка не знала, умер ли старик прямо здесь, в больнице или в доме
престарелых.
В доме пахло сыростью и забвением. Потрескавшиеся и разбитые окна были
прикрыты грязными рваными занавесками, а подоконники усыпаны мертвыми
мухами. Комнаты стояли пустые, в них царила атмосфера печали и уныния,
характерная для заброшенных домов. Вода и электричество имелись, но
оборудование было примитивное, а туалет в доме и вовсе отсутствовал – он