Одна из женщин, Линда, заперлась в комнате и отказывалась открыть дверь, угрожая выбросить в окно своего двухлетнего сына, если кто-то попытается войти к ней. Все люди, за исключением Ким, покинули здание, а та продолжала разговаривать с Линдой. Она пообещала, что никто пальцем не тронет ее сына и их не разлучат до тех пор, пока врачи не проверят здоровье малыша.
Постепенно, когда здание очистилось, полицейские собрались возле последней закрытой двери. Карен слышала, как они уговаривали Ким дать им возможность взломать дверь, но та отказывалась отойти в сторону.
Прошло еще сорок минут переговоров, прежде чем Линда открыла дверь. Две социальные работницы бросились в комнату, чтобы забрать ребенка, но Ким встала у них на пути.
– Я дала ей слово. – Это все, что она тогда сказала.
Карен все слышала, потому что сама случайно оказалась в той комнате, когда Линда закрыла дверь. Когда же она ее вновь открыла, то Карен постаралась незаметно испариться.
Ей было противно думать о своей жизни на фоне успехов этой женщины. Ким была офицером чертовой полиции, а сама Карен – ничтожеством, живущим в сквоте.
На следующее утро она явилась в центр занятости и не уходила оттуда до тех пор, пока ей не нашли работу…
– Ой, прости, я не знала, что ты здесь.
Хотя Карен и узнала голос, она все-таки повернулась и заметила, как Элизабет выходит из комнаты спиной вперед.
– Мы что, теперь и в одной комнате находиться не можем? – печально спросила Карен.
Так мало времени прошло с того момента, как они, крепко обнявшись, стояли на этой кухне и успокаивали друг друга. Разделяли боль, которую могли понять только они двое.
– Просто…
Элизабет не закончила фразы. Что просто? Что несколько дней назад они были ближе, чем родные сестры? А теперь сражались друг с другом за жизнь своих дочерей?
Сюрреалистичность происходящего тяжело сказывалась на Карен. Они никогда больше не смогут вернуться к прошлым отношениям.
То, что с ними сейчас происходит, – это не те вещи, которые с удовольствием вспоминают за обеденным столом приятным субботним вечером.
Они стояли в противоположных концах помещения, но разделяла их не только барная стойка для завтраков.
Карен хотела сказать хоть что-то, что сможет вернуть их к той ночи, когда она доверила своей лучшей подруге свой самый большой в жизни секрет. Только Элизабет знала, что Роберт – не родной отец Чарли.
Впервые Карен внимательно посмотрела на свою подругу.
– У тебя губа распухла, – заметила она, наклоняя голову, чтобы лучше видеть.
Элизабет немного отвернулась.
– Я поскользнулась в ванной комнате.