— Ничего это не значит, — ответил Корепанов.
— Ведь не хоронил ты ее, Алексей Платонович…
— Разве мало их, непохороненных, осталось?.. Вот забыть не могу, это верно.
Лачугин несколько минут молчал, помешивая ложечкой в стакане, потом сказал:
— Я ведь своих тоже несколько лет мертвыми считал.
— То совсем другое, Александр Иванович, — тихо ответил Корепанов.
Иногда смутные, неопределенные желания и стремления долго роятся в голове, потом вдруг — чаще всего совершенно неожиданно — превращаются в четкие, на редкость ясные и твердые решения. Так было и у Ани с неудержимым влечением вернуться на родину.
Она думала о возвращении. Она думала об этом с той минуты, как сознание впервые после тяжелой контузии вернулось к ней. Она все время думала об этом — и днем, за работой, и ночью, когда бессонница не давала сомкнуть глаз. Но эти мысли походили скорей на фантастические мечтания, чем на раздумья о чем-то реально возможном.
Ее все время угнетало какое-то неосознанное чувство тревоги, которое порой перерастало в безотчетный страх. И она не знала, откуда идет этот страх. А это был страх за ребенка, боязнь пуститься с ним в дорогу одной, без Янсена. Здесь, она знала, у ее сына каждый день будет кружка молока, ломоть свежего хлеба и хороший присмотр. Знала, что, возвратившись домой, она застанет его чистым и накормленным, радостно смеющимся. А вечером Янсен будет возиться с ним, подымая веселую кутерьму… Она боялась потерять все это. Потерять Янсена. Она чувствовала, что связывает его. Он все время надеется, что она образумится и уедет вместе с ним куда-нибудь в Канаду или другую страну… А она ведь никогда не поедет. Если б он согласился вернуться на родину, как все было бы просто!.. Она знала, что рано или поздно придется решать — остаться с Янсеном или развязать ему руки. Понимала, что долго продолжаться так не может. Но решиться на что-нибудь не могла.
И вдруг оно пришло, это решение. Сразу.
За окном было ясное морозное утро. Она убирала, готовила завтрак, кормила ребенка и все удивлялась: как она могла так долго тянуть, когда есть одно-единственное решение? Сегодня она пойдет к Дейлу — молодому корректному американцу, уполномоченному международной организации по делам беженцев.
Она уже была у него. Но, бог мой, какой разговор был у них! Как легко этот Дейл убедил ее подождать, не торопиться. Неужели она не знает, как в Советском Союзе относятся к тем, кто был в немецком плену? У нее ведь ребенок. Как можно так рисковать? И она ушла в замешательстве, еще более растерянная… Нет, сегодня будет совсем другой разговор.