— Пойдем со мной, — сказал Корепанов.
Стельмах согласился и стал складывать инструменты.
Когда они пришли в рентгеновский кабинет, где у аппарата восседал Ульян Денисович, Корепанов спросил:
— Когда у тебя появилось кровохарканье последний раз?
— После ополонки.
— Раздевайся! — сказал Алексей и обратился к Ульяну Денисовичу: — Давайте вместе его посмотрим.
Ульян Денисович долго вертел Стельмаха под экраном, выслушивал трубкой.
— Надо в больницу ложить, — сказал наконец.
Корепанов позвонил Шубову, попросил госпитализировать Стельмаха, и в тот же день его отправили на койку в городскую больницу.
— А что у него? — несмело подошла к Алексею Люся.
— Фронтовое ранение напомнило о себе, — сказал Корепанов. Потом посмотрел на девушку и добавил: — Все будет хорошо. Не надо тревожиться.
После стычки с Корепановым Никишин весь остаток дня провалялся у себя в палате злой от обиды, а вечером пошел к Дембицкому. Он захватил кусок сала, два круга колбасы — из дому привезли накануне.
Дембицкий обрадовался приходу Никишина.
— За гостинец спасибо, — сказал он. — А выпить у меня всегда найдется, особенно для друга.
Он достал из шкафа литровую бутылку самогона и поставил на стол.
Выпили по одной стопке, потом еще и еще. Никишин рассказал о стычке с Корепановым.
— Сволочь он, твой Корепанов, — выругался Дембицкий. — Такого человека выгнать!.. Чтоб о людях заботиться, так этого нет, а нагрубить человеку, в мороз на камыш послать больного или выгнать — это пожалуйста. На заслуженного партизана, как на собаку, цыкает. Если бы про все это в обкоме узнали…
— И напишу, — нахмурился Никишин.
Он вспомнил, как Корепанов выгнал его из теплушки, вспомнил о Люсе, как она замахнулась грязным веником, и о том, как Стельмах на общем собрании, при всем народе, назвал его, Никишина, кулацкой мордой, тоже вспомнил.
— И напишу, — повторил.
— Ты это только под пьяную руку бахвалишься, — хихикнул Дембицкий, — а протрезвишься — и храбрость вон, а написать нужно бы. И первому секретарю, самому Гордиенко.
— Напишу, сейчас же напишу, — упрямо сказал Никишин.
Дембицкий легко вскочил и достал из шкафа ученическую тетрадку.
— Я тут уже кое-что сочинил. Я ведь на него тоже зуб имею. И за себя, и за тебя. Но кто я такой, чтобы первому секретарю обкома письма писать? Мелкая сошка, какой-то заготовитель. А во время войны в помощниках интенданта ходил.
— А ну, читай, что ты там написал, — попросил Никишин.
Он хрустел огурцом, изо всех сил стараясь преодолеть хмельной туман, сосредоточиться. А когда Дембицкий окончил читать, потянулся за тетрадкой.