Гимнастка на плакате была почти раздета. Пашка кивнул полётчице:
— Привет! Не холодно? Хм, мне тоже…
Воспоминания парня о прощальном дне с Валентиной притупились. Обиды не было. Осталось что-то неопределённо хорошее и грустное…
За окном нарождался рассвет. «Белые мухи», чередуясь с ледяными дождями, кружились разведчиками совсем уже близкой зимы. С каждым днём они становились всё «кусучей», соревнуясь с гостиничными комарами. Проходные дворы, которыми Пашка ходил вечерами в школу, обжигали порывами ледяного ветра. Заканчивался ноябрь. На очередную зарплату он купил тёплую куртку и зимние ботинки, сделав себе своеобразный подарок на день рождения. Чуть оставил денег на еду, остальное отправил тётке в Воронеж. Кроличью шапку накануне ему подарил Захарыч. Теперь надвигающиеся холода ему были нипочём.
Умывшись и причесавшись, Пашка потрогал кожу на шее, где когда-то «красовался» Валин подарок. Её засос сначала посинел, потом пожелтел и со временем как-то исчез сам собой. Теперь не осталось и следа. Долго он тогда носил водолазку, которая скрывала от любопытных глаз их тайну…
Пашка надел тёплые вещи и поспешил в цирк на работу. Впереди ждала утренняя репетиция и обычный рабочий день…
На конюшне фыркали лошади, во всю голосил петух клоуна Семёнова, ему вторила проголодавшаяся коза Изольда, стоявшая теперь в вольере Крали. Животных Смыкова давно отгрузили и увезли гастролировать далеко на восток. О дяде Толе у Пашки остались добрые и стойкие воспоминания. Их не смогли заглушить даже впечатления от работы нового молодого клоуна Володи Семёнова. С ним Пашка быстро подружился, часто встречаясь на конюшне, когда тот со своей женой Таней кормили своих подопечных. Семёнов работал в русском плане, этаким клоуном Петрушкой. В его репризах, как и у Смыкова, тоже участвовали животные, но только петухи, гуси и козы. Репризы Семёнова были озорными, смешными и темповыми. Он вошёл в программу, как будто здесь работал с самого начала. Человек он был добрый, улыбчивый и без всяких «закулисных заморочек»…
…Пашка с Захарычем наскоро попили чаю с сухарями и стали готовить лошадей к репетиции. Казбек пружинисто ходил по своей «сокровищнице» и придирчиво осматривал лошадей.
— Ныкита Захарович! У Топаза что-то коленка вспухла — не бурсит ли? Не дай бог — хороший конь, рабочий!
Стрельцов подошёл к деннику, дал команду коню: «Прими!», дотронулся до сустава ахалтекинца, помял, помассировал.
— Нет, Казбек, успокойся. Ни опухоли, ни температуры нет — показалось.
Руководитель номера облегчённо вздохнул — своему берейтору он верил без оговорок.