Сердце в опилках (Кулаков) - страница 119

— Э-э! Нэ бери в голову, бери в плечи! — успокоил подошедший Эльбрус. — Эти женьщины такие кусучие бывают, как комары в нашей гостинице!..

Пашка попытался улыбнуться — несмотря на зиму ночами комары его тоже ели немилосердно.

— А почему в плечи? — молодой служащий никак не мог понять юмор циркового выражения, шмыгая от обиды носом.

— Это когда акробаты ставят партнёра на плечи, вот тогда и говорят: «брать в плечи». Э-э, Пашка, нэ парся, нэ в бане! Пошли работать!..

…Это было вчера. Сегодня же помощник Захарыча решил всерьёз заняться своей физической подготовкой. Старый берейтор не мешал, лишь понимающе хмыкал себе под нос.

— Двадцать четыре… — Пашка решил сделать очередной небольшой перерыв. В левом боку заныло сломанное когда-то ребро. Он уже почти забыл о той истории, но иногда, нет-нет, короткая, как выходной день, боль напоминала о себе.

На манеже закончилась репетиция воздушного полёта. Уставшая, но довольная стабильностью «двойного», Валентина направлялась к себе в гримёрную. Её тёмно-синее трико, так выгодно подчёркивающее стройную фигуру, было выпачкано белой магнезией. В руке она несла прочный надёжный страховочный пояс-лонжу. Проходя коридор, ведущий к конюшне, она увидела надрывающегося Пашку Жарких.

— А-а, герой-Ромео! Бог в помощь! Правильно делаешь. Так, глядишь, и хватит сил подсадить девушку на лошадь! — с ядовитой улыбочкой напомнила Валентина Пашке его позор.

Пашка гневно сверкнул глазами в сторону недавно шлёпнувшейся «Джульетты» и продолжил пыхтеть:

— Сорок пя-а-ть… — приврал он сразу почти на пару десятков натужным, хриплым выдохом. Гиря повела его влево, но он удержал равновесие и подготовил её к очередному толчку.

— Сорок пять! Какие мы сильные! — не унималась Валентина. Только смотрите, юноша, чтобы ваш пупочек не развязался — эта «игрушка» для мужчин, а не для…

— Не развяжется! — не дал ей договорить Пашка, с яростью грохнув гирю на пол. — У меня он на морской узел завязан. И вообще — твоё место на манеже, вот туда и иди, а сюда не суйся! — он вдруг взорвался. — Тоже мне, принцесса цирка, Джульетта!.. — Пашка было снова рванул гирю вверх.

У Валентины от удивления широко раскрылись глаза. Она и представить не могла, что этот, всегда робеющий под её взглядом парень, способен на такую дерзость.

Пашка сам испугался собственных слов. Они вырвались как-то сами собой, против его воли. Он уже готов был извиниться, видя, как наполнились слезами глаза Валентины и затрепетали крылья её кукольного носика, но не успел…

— Ты, ты… Ты — гадкий, грязный! Да, моё место на манеже. Я — артистка, обо мне газеты пишут. А твоё место на конюшне, в навозе! Конюх!..