Последние слово Валентина выкрикнула, голос её сорвался и она убежала, пряча брызнувшие из глаз слёзы.
Пашкина рука невольно согнулась, он больно ударил гирей колено и сел на заасфальтированный пол конюшни. Силы его иссякли: и моральные, и физические. Он, тяжело дыша, глядел на лошадей, мирно жующих в станках сено. Сердце гулко било в грудную клетку. В голове его эхом звучал Валин крик: «Конюх… конюх… конюх…»
…На вечернем представлении за кулисами всё шло свои чередом. Одни артисты выходили на манеж, другие в это время разминались, поправляли причёски, костюмы, подбадривали друг друга шутками-приколами и создавали привычное весёлое настроение.
Валентина была необычайно весела и усиленно не замечала Павлика.
Закончился антракт. Пашка как всегда водил, разогревая перед работой лошадей. Подошло время выступления «Ангелов».
В середине номера стихла музыка, и инспектор объявил об исполнении двойного сальто-мортале. Все, кто были за кулисами, невольно прислушались. Валерка Рыжов прилип к занавесу.
Лошади негромко топали по деревянному полу кулис. Пашка, зажав повод, внутренне напрягся, представляя себе много раз виденную картинку: вот Виктор Петрович раскачивается, вот он, хлопнув в ладоши, командует «Ап!». Валя срывается с мостика и красивой птицей летит к куполу, вот она отрывается от трапеции и накручивает обороты…
Зрительный зал взорвался аплодисментами. «Есть!» — выдохнули за кулисами. Валерка оторвался от занавеса и, сияя лицом, словно это он исполнил трюк, доложил всем и никому: «Есть! С первого раза!..»
Пашка облегчённо выдохнул. Гимнасты выбежали за кулисы разгорячённые, уставшие, но счастливые. Валентина в руках держала огромный букет. Надевая халат, она демонстративно, явно рассчитывая на Пашкино внимание, несколько раз переложила цветы из рук в руки. Проходя мимо, она задиристо шепнула:
— Вот так-то, коневод! Рождённый там, — она многозначительно кивнула на конюшню, — летать не сможет!
— Посмотрим! На земле тоже дела имеются! Ещё не вечер!.. — зашипел в ответ уязвлённый до глубины души Пашка Жарких.
От бессильной злости на себя, на такую недоступную, и от этого ещё более желанную Валентину, на этих улыбающихся счастливых людей, от досады на весь мир, он играл желваками и чуть не плакал.
И начались для Пашки кошмарные дни. То он проспит на работу, то опоздает с кормлением. Во время представления он постоянно что-то путал. Со всех сторон слышались замечания. То он подведёт не того коня, то вдруг начнёт рассёдлывать ещё выходящего на заезды другого ахалтекинца.
Казбек ручкой арапника легко толкнул Пашку в плечо, пытаясь вернуть на землю: