Некоторое время сестры шли молча: каждая была погружена в собственные мысли. Возле баньки, стоящей над прудом, Вера вдруг остановилась.
– Что бы ты сказала, если бы я тебе предложила уехать? – спросила она.
– Куда? – не поняла Надя.
– В Берлин. Оттуда в Париж.
– Ты шутишь?
– Нет.
– Но это невозможно!
– Я тоже так думала, – кивнула Вера. – Но оказывается, пока еще возможно.
– Я не о том, – покачала головой Надя. И твердо добавила: – Для меня это невозможно.
– Надя, послушай… – начала было Вера.
Но твердость уже сменилась в Надином голосе отчаянием.
– Я не хочу этого слышать! – воскликнула она. – Ни за что!
Вера молча смотрела, как сестра бежит через пустошь к парку. Нельзя сказать, чтобы Надина реакция оказалась для нее неожиданной. Пашка, Пашка Кондратьев!.. Вот причина, тут и гадать нечего. Но меньше всего волновала ее сейчас Надина любовь. До девичьих ли глупостей, когда вся жизнь на кону?
Из квартиры Смирнова она сегодня поехала в Главнауку. То есть не сама поехала, а явилась по вызову Хопёра – он позвонил ей накануне в Ангелово.
То, что начальник сообщил сразу же, как только она вошла в кабинет, поразило Веру.
– Теперь, дорогая моя, не прежние времена, – вытирая потную лысину, сказал Хопёр. – Партия наладила новую жизнь. Культурную. Зажиточную, не побоюсь этого слова. На пережитки прошлого нам теперь оглядываться нечего. Мы на широкую дорогу вышли! А на тебя сигналы поступают! – Он встряхнул у Веры перед носом исписанным листом. По корявым строчкам, которые успела разглядеть, она догадалась, что это очередной донос. – Пришли – люди вот тут пишут – в музей, повысить, так сказать, свой культурный уровень. А там иконы! Чисто в церкви какой.
– Церковь закрыта, – напомнила Вера.
– И слава богу. Тьфу, то есть – закрыта и закрыта, – поплевал через плечо Хопёр. – И незачем про нее напоминать. Короче, товарищ Ангелова, иконы убери в складское помещение. От греха подальше. У тебя и так экспонатов хватает, незачем людям глаза мозолить. Поняла? Оформляй их в запасники и убирай с глаз долой.
«Именно сейчас, – потрясенно подумала она. – Как будто нарочно – чтобы никто не заметил, как их увезут…»
К вечеру собралась гроза. Это состояние природы с детства казалось Вере фантасмагорическим, но никакого страха перед ним она не чувствовала. Пожалуй, даже наоборот – в грозу ее всегда тянуло из дому. Она просто физически чувствовала, как покалывают кожу электрические разряды, которыми насыщен воздух, и это соприкосновение с чем-то непонятным манило ее, было ей необходимо.
Она шла одна по аллеям – мимо складского флигеля, мимо пересохшего минерального источника – в дальнюю часть парка… Зачем шла, почему именно туда? В сумерках посверкивали зарницы, усиливая мистическое дыхание природы.