«В ночь с 20 на 21 апреля после разговора с Гитлером… я собирался уже покинуть помещение для оперативных совещаний. В этот момент посланник Хевель из министерства иностранных дел просунул голову в дверь и спросил: «Мой фюрер, есть ли у вас для меня какие–либо приказания?» Когда Гитлер ответил, что приказаний не будет, Хевель сказал: «Мой фюрер, сейчас без пяти секунд 12 часов. Если вы намерены еще достичь чего–либо с помощью политики, то позже уже ничего невозможно будет сделать». Тихим, совершенно изменившимся голосом Гитлер ответил, медленно покидая помещение и с трудом волоча за собой ноги: «Политика? Больше я политикой не занимаюсь. Она мне опротивела. Когда я буду мертв, вам много придется заниматься политикой».
Такой же приказ — продолжать наступление — получили немецкие части, действующие против 2‑й армии Войска Польского.
Передовые отряды докладывали Сверчевскому из–под Дрездена. Радиограммы принимались на командном пункте, простреливаемом немецкими пулеметами, под частые разрывы тяжелых мин.
Ситуация, возможная лишь в воображении фантаста или на фронте.
На талой земле перепутались гусеничные следы «тридцатьчетверок» и «фердинандов», «исов» и «тигров».
Генерал Кимбар из открытого люка рассматривал в бинокль одинокую башню кирхи на северной окраине Дрездена.
На отчетной карте Шернера командный пункт 2- й польской армии был заключен в аккуратное колечко, означавшее окружение.
С колечком тернеровские штабники поспешили. Но свой клин в основание клина, забитого в немецкую оборону польскими полками, они небезуспешно углубляли и расширяли.
Прорыв поляков к Дрездену, соединившийся с общим наступлением 1‑го Украинского фронта, представлял угрозу всей группировке Шернера «Центр». Немецкий клин в районе Будишина угрожал 1‑му Украинскому фронту. Угроза, нависшая над вермахтом, опаснее. Война уже проиграна. Тем не менее действовал Шернер осатанело: пропадать — так с музыкой; тонуть — топить всех, своих и чужих.
Домик из нештукатуренного кирпича отделяли от стриженого кустарника 600 метров. В кустах залегли немецкие автоматчики. Кто–то подполз к ним с тыла, сверкнула на солнце крышка термоса.
Сейчас у них утренний кофе.
— Ян, — окликнул Сверчевский ординарца. — Нет ли кофе?
Чья–то рука протянула командующему флягу с остывшим чаем.
Расстегнув тугой ворот, Сверчевский пил из горлышка. Жадно и долго, привалившись к спинке вольтеровского кресла. Слева стояли зеленые и коричневые ящики полевых телефонов. Тот, который больше всего интересовал Сверчевского, безмолвствовал вторые сутки. Связь со штабом фронта не восстанавливалась. Петров пытался связаться через соседний советский корпус. Но такая связь не устраивала ни Петрова, ни Сверчевского. Генерал Костылев не мог пробиться к дому, прочно сложенному из красного кирпича.