В первом пабе один из знакомых Лоуренса заметил после их ухода: «У Ларри такое извращение – красивые неврастенички. Причем обязательно неврастенички».
Подразумевалось, что всякая тесная связь между двумя людьми – это извращение. До Каролины эта мысль дошла задним числом, когда они ушли из паба. Лоуренс, понятно, знал о ней, но не имел ничего против: он, например, принимал как должное, что его знакомые именуют «извращением» любое проявление личного вкуса в любви. Пока Каролина и Лоуренс ехали во второй паб, в первом заведении все тот же знакомый Лоуренса говорил: «Все женщины Ларри – неврастенички». Как ни странно, это было правдой.
Позже, в такси, Каролина спросила Лоуренса: «Как ты думаешь, моя неврастения заметна?»
Взгляд ее больших темных глаз выдавал беспокойство, но другие черты лица говорили о способности судить здраво.
Тогда он ответил: «Да, в хорошем смысле». Теперь же он сказал:
– Все мои женщины – неврастенички.
Каролина об этом знала, но была рада услышать от самого Лоуренса. В этих его словах ее ощущение от сказанного в пабе, откуда они ушли, нашло точное выражение. Она была знакома с большинством прежних неврастеничек Лоуренса и продержалась дольше всех.
Лоуренс добавил:
– У неврастеничек больше любопытных особенностей. Никогда не знаешь, с какими чертами характера или манерой поведения можно столкнуться.
Во втором пабе, где какой-то тучный белобрысый поэт попросил Каролину: «Расскажите мне, дорогуша, все-все о ваших видениях»; где поэтесса в пелерине и с огромным ртом вопросила: «Основательно ли укоренен сатанизм в нынешней католической церкви?»; где писатель другого типа, мужчина за пятьдесят, осведомился у Каролины, кто ее психоаналитик, и назвал своего, – в этом пабе Каролина по крупицам дозналась, что Барон рассказывал о ней то да се мальчикам и девочкам неопределенного возраста, которые наведывались к нему в книжную лавку на Чаринг-Кросс-роуд.
Тучный поэт бубнил о «видениях» Каролины, уверяя, что они послужат ей хорошей рекламой. Каролина и Лоуренс после нескольких аперитивов были навеселе.
– Великолепной рекламой, – согласились они.
А мужчина за пятьдесят в коричневой куртке из искусственного меха настаивал:
– Могу рассказать вам о психиатре, который…
– Мы знакомы с одним психиатром, – перебил его Лоуренс, – который анализирует свихнувшиеся мостовые.
Каролина спросила у женщины в пелерине, известно ли той, что Элеонора Хогарт ушла от Барона.
– Не может быть!
– Ушла. На той неделе он приютил меня на ночь в своей квартире. Там не осталось ни одной ее вещи. Даже фотографии не осталось. Он всего раз упомянул о ней. Сказал, она отправилась в путешествие, что правда, но ни словом не упомянул про разрыв. Лоуренс потом все выяснил – он всегда выясняет, когда нужно.