Элеонора сочувственно на него посмотрела, словно знала, что он тревожится из-за Каролины. Это раздосадовало Каролину – она-то знала, что больше всего он тревожится из-за бабушки.
Танцуя с Эрнестом, а танцевать с ним было как танцевать с привидением – он все время куда-то ускользал, словно его и не было рядом, – Каролина ощущала себя управляемой ракетой. Она заметила, что Лоуренс с присущим ему любопытством изучает портсигар Элеоноры, и подумала: «Он все время ищет только одно – то, что вообще ищет в жизни». Ее восхищали его способность начинать снова и снова и его мужество, даже если речь шла всего лишь о портсигаре.
Потом Лоуренс танцевал с Элеонорой, затем Каролина увидела, что они сели и Элеонора доверительно с ним заговорила. Она рисовала на столешнице круги донцем стакана, останавливаясь лишь для того, чтобы задумчиво вздохнуть и приложиться к содержимому, как оно часто бывает к концу ночи с выпивкой, когда женщина доверительно рассказывает одному мужчине о другом.
По стенам «Пилона», насколько можно было их различить, висели большие позолоченные рамы. В каждой на месте картины красовался квадрат черного бархата. Такова была фирменная марка заведения. Легко скользя с обмякшим Эрнестом по их участку танцплощадки, Каролина поймала взглядом голову Элеоноры на фоне одного их таких квадратов черного бархата – портрет в раме, хотя и не вполне четкий, требующий завершающих штрихов.
– Я сказала: «Уилли, так дальше продолжаться не может, не может – и всё».
Элеонора впадала в пьяную сентиментальность. Она вряд ли относилась к неврастеничкам, но безразлична Лоуренсу она была не поэтому. Просто ему был симпатичен Барон, а Элеонора, хотя ее измены и были ее личным делом, рассказывала о них кому не лень, за исключением самого Барона, который о них и не подозревал.
Лоуренс впился взглядом в ее маленький золотой портсигар, словно тот был сама Книга жизни, и кивнул в знак того, что слышит откровения Элеоноры.
– Если б он мне изменял, – продолжала она, – я бы могла это понять, могла бы простить. Но я даже не подозревала об этой мерзости, а ведь он, судя по всему, занимается этим долгие годы. Я, конечно, знала про его интерес к сатанизму и тому подобным штучкам, но думала, этот интерес чисто теоретический. У него полно таких книг, я-то думала – он их собирает. Но, похоже, это тянется уже много лет – черные мессы и всякое такое, жуть, спроси у Каролины, она все знает про черную мессу. Я чувствую, что он мне нанес личное оскорбление, словно я застукала его со шлюхой. Я сказала ему: «Уилли, придется тебе выбирать между мной и всей этой мерзостью, совместить одно с другим не получится». Потому что, Лоуренс, он, как я говорила, нанес обиду моему здравому смыслу, не говоря обо всем прочем. А он ответил, что мое отношение его забавляет. Забавляет. Я не склонна к преувеличениям, больше того, я не религиозна, но я, Лоуренс, твердо знаю, что черная месса – поистине зло в самой ее сути. Я вполне допускаю, что он как-то воздействовал на Каролину.