***
- Слыхали, Федот Демьяныч, что духи гуторют - машина не сдюжает! Скоро встанет совсем, а волны - вона оне какие!
Матрос, которому были адресованы эти слова, яростно поскреб в затылке.
- Это что ж, в обратку до Керчи вертаться?
- Ка-акое там, в обратку! - первый поежился и поплотнее закутался в бушлат. - Чтобы к краснюкам назад - да ни в жисть! Они ж всех повбивають!
- Нет, - подумав, ответил Федот Демьяныч. - Меня не тронут!
- Это с чего? Всех повбивають, а вас отпустять? Можа и горилки на дорожку дадуть?
- Ты, Семка, брось скалиться, выбью зубы-то! Раз говорю - не тронут, значицца, так оно и будет. Как им тронуть, коли я ихний, красный! В восемнадцатом, на Волге, на плавбатарее «Сережа» заряжающим состоял при четырехдюймовой орудии! В боях за Свияжск меня и ранило. Думали, помру, но бог уберег: брательник забрал из госпиталя, увез к себе, в Таганрог, откормил, выходил. А потом уж и белые мобилизовали.
- Тогда, оно конешно... - согласился Семка. - Тогда, мабуть, и не шлепнут.
Адриан Никонович засунул тетрадь за пазуху и прислушался. Сквозь размеренные удары волн и завывание ветра больше не пробивались звуки машинного отделения. Глебовский нахмурился, положил руку на леерную стойку. Так и есть - ладонь не ощущала привычной дрожи. Вот и угольный дым из труб стал пожиже...
- Так-то, господин хороший, поломался кораблик! - сказал Семка, заметив манипуляции инженера. - Но вы не дрейфьте, «Херсонес» вытащит, лишь бы погода не спортилась!
Волны и правда, становились выше; идущий впереди «Херсонес» валяло с борта на борт. Буксирный трос то натягивался, как струна, и тогда с него во все стороны летели мелкие брызги, то бессильно обвисал, погружаясь в воду. Порой корма буксира скрывалась за пенными гребнями. Матрос прав - близится шторм.
II
Севастополь.
Двор городской прогимназии
На плацу было непривычно тихо. Атмосфера брошенного армией города передалась и этому зданию, нынешние обитатели которого дольше всех хранили верность Белой идее. Они и сейчас ей не изменили, эти юнцы, затянутые в хаки, с приставленными к ноге винтовками.
Генерал Стогов пробежал взглядом по лицам. Усталые, сосредоточенные, нарочито-веселые... Вот этот, с соломинкой в зубах, бравирует равнодушием - наверное, воображает себя эдаким лейб-кирасиром. Сигара, французская брань, стек похлопывает по голенищу, марш-марш во главе спешенного эскадрона, в штыки, на проволоки, на тяжелые гаубицы...
Стогов усмехнулся. Нет, ребятки, тем гвардионцам не равняться с вами. Вы пережили кровавый хаос 18-го, германскую оккупацию Украины, гетманщину, петлюровщину. Вслед за армией Деникина вы перебрались в Крым, когда Киевское Константиновское военное училище было переведено в Феодосию. В бурях Русской Смуты вы хранили верность своей альма-матер, верили, что Россия воспрянет, и ей снова понадобятся кадровые офицеры. Из вас половина с боевым опытом: вы ходили с улагаевским десантом, дрались в январе 20-го у Армянска, в кубанских плавнях, в Северной Таврии, на Перекопе. А сколько вас лежит на кладбище в Феодосии...