— По неведению, иного не слышат. Сам-то всё таишься, — буркнул Геронтий.
— А ты восхотел, чтобы я о своих замышлениях каждодневно объявлял? Мы ещё давно на Большом совете решили, как воевать станем, и никто тех решений не иначил. Иди, отче, и делай свои дела, как сказано. А с поучениями приходи, как ордынца прогоним...
Так и текла перед великим князем бесконечная людская вереница. Не всяк уходил с радостью, но всяк имел точное указание и спешил его исполнить, ибо знал, что государь ничего не забывает. С новым пылом заметался повеселевший Патрикеев, к мятежным братьям поспешили обласканные бояре, к Оболенскому в Псков и в Новгород понеслись гонцы с обещанием сурового возмездия ливонцам за разбои, подобрели от приветного слова Мамон и его сообщники. А Василий принялся спешно собирать пушечный наряд для Холмского, расположившего свои рати на литовском рубеже. В отличие от прочих, радости в его действиях не было, ибо жгли обидой великокняжеские попрёки, особенно в нерасторопности. Он пристально вглядывался в занятого сбором Семёна, пытаясь отыскать на его лице признаки злорадства, и, не находя их, закипал злобой.
3 октября великий князь выехал из Москвы в Кременецкое, где решил держать свои главные резервы. Митрополит, который обычно вечерами наговаривал писцам записи о происшедших событиях, продиктовал обо всём так:
— «30 сентября, сбежав от войска, приехал в Москву великий князь. В Кремле митрополит и горожане встретили его укором, бегуном называя, отчего он, опасаясь гнева, выехал из кремлёвских хором и стал жить в Красном сельце. Поело беседы с духовным пастырем великий князь укрепился духом и отправился к войску, а митрополит напутствовал его словами: «Бог да сохранит царствие твоё и даст победу на врагов. Только мужайся и крепись, сын духовный. Не как наёмник, но как пастырь добрый потщись избавить вручённое тебе словесное стадо христовых овец от грядущего ныне волка». И всё духовенство в один голос сказало: «Буди тако. Господу ти помогающу. Аминь».
Писцы так и записали.
Когда груз лет был меньше стар,
Здесь билась Русь и сто татар.
В.А. Хлебников. Бех
В тот же день, когда великий князь оставил Москву, к Любутску подошли передовые ордынские отряды. Татары растеклись вдоль Оки, надеясь найти приготовленные Сеит-Ахмедом перелазы, но на большом протяжении берег оставался пустынным — ни лодки, ни человека. Многолюдье замечалось лишь напротив: там блистало оружие, дымились костры, колыхались стяги. Подошедший назавтра Ахмат слушал доклады проведчиков и хмурился. Он давно уже был озабочен отсутствием сведений от сына, но, зная его независимый характер, надеялся, что тот приготовил какую-нибудь неожиданность. Хан въехал на прибрежный холм и осмотрелся. Перед ним текла многоводная и стремительная река, она была такой ширины, что противоположный берег кутался в лёгкой дымке. Услужливый Муртаза протянул подзорную трубу, Ахмат раздражённо оттолкнул — годы не отняли зрения, он и так видит стоящее там войско.