* * *
Он что, спал? Дверца открывается, и чьи-то грубые руки хватают его, практически выволакивая из салона. Ноги гнутся под ним после такой долгой дороги. Его уводят от фургона. Он идет шатаясь. Земля под ним мягкая и неровная, его спутники вынуждены поддерживать его под руки, чтобы он шел ровно. Йоахим принюхивается. Свежий воздух просачивается сквозь ткань, но сразу же становится влажным от его собственного дыхания. Он ощущает какой-то приятный, насыщенный специями запах. Хвоя? И соль? Они возле моря или в лесу? В лесу у моря? Его нога становится на что-то твердое.
— Поднимай ноги, — приказывает один из сопровождающих.
— Сейчас будет лестница, ведущая вниз, — сообщает ему другой.
Йоахим высоко поднимает ногу и ступает на твердую поверхность, осторожно нащупывает второй ногой ступеньку ниже. Это подвал: здесь затхлый запах цементного пола. С него снимают наручники и мешок. Он слышит, как у него за спиной закрывают дверь и запирают ее на замок. Он все-таки поворачивается. Они уже вышли и оставили его одного.
Стены, потолок и пол в этом помещении из цемента, поэтому здесь влажно и холодно. Вдоль стен стоят большие железные подсвечники с мерцающими стеариновыми свечами. В потолок вставлены толстые крюки — такие, по мнению Йоахима, раньше использовались на бойнях. Сбоку стоит стальной стол, словно подготовленный для операции, на котором лежит множество самых разных инструментов. Йоахим поспешно отворачивается, но успевает заметить засохшую кровь. Пятна на столе, на полу. Кровь засохла давно. Кровь давно засохла… Как же много ее здесь было! Они что, специально не убрали ее? Неужели клиентам это нравится? Торцевая стенка оштукатурена и выглядит более готической, чем все остальные. Крюки не современные — видно, что сделаны давно: это железо обработано еще на заре человечества, когда Господь выковал мизогинию[14] в кузнице сотворения мира. Он выковал ее такой крепкой и прочной, что она никогда не испортится и никогда не исчезнет.
Йоахим замечал это в последнее время у Горма, клиентов ночных клубов и в борделе Мисс Дейзи: такое сильное врожденное и необъяснимое презрение к женщинам во многих мужчинах. Эллен. И эта из издательства… Шарлотта Лунд. А чего это он сейчас о них думает? Да потому что они кое-что в нем пробуждают. То, что ему не нравится, но что он не хочет признать.
Возле торцевой стенки стоит узкий стол, накрытый темно-красной скатертью, которая доходит до самого пола. Над столом висит большое широкое выпуклое зеркало в виде человеческого глаза. Йоахим уже видел такое зеркало. Это венецианская работа, просто он не встречал его таких размеров. Гигантский глаз. Йоахим подходит ближе к нему, стараясь не смотреть на собственное отражение. Его внимание приковано к каким-то металлическим коробкам на столе, украшенным сверху странным узором. Он открывает одну. Там щипцы. В другой лежат длинные иглы различной толщины. У края стола, в самом углу, стоит ширма в человеческий рост. Ширма из такого же железа, что и подсвечники, в виде плотной сетки. Он оборачивается и замечает вешалку с костюмами. На ней плащи, полумаски — все темного цвета из плотной блестящей ткани. Йоахим проводит пальцами по одному из костюмов, черного цвета: костюм облегающий, судя по всему, женский.