Елена стоит с двумя этими карточками в руках и словно загипнотизированная смотрит на одно и то же: «Сёдерберг-Хирш Шиппинг». Как такое может быть? Почему она об этом ничего не слышала? Все рассказы Эдмунда, восхваления семейной фирме, истории об отце, Акселе, который создавал это все с нуля сразу же после войны. Вот и все, что она слышала. Никогда не упоминалось имя совладельца, Уильяма Хирша. Почему? Почему имя Уильяма Хирша должно оставаться в секрете?
Доктор ожидающе стоит перед ней. Елена поворачивается к остальным двум, молча стоящим возле стенки. Сейчас они делают то, что она говорит, но это не будет продолжаться долго — вопрос лишь времени. Они позвонят Эдмунду. Усыпят ее.
Елена размышляет, и ей быстро становится понятно, что нужно уходить. Нужно убраться отсюда, и вообще отовсюду, где Эдмунд имеет власть. Подальше от его лжи, от всего того, что он скрывает. И тогда ей надо найти кого-нибудь, кто больше не работает в этой фирме, но кое-что о ней знает. И тут она вспоминает этого старичка. Как его фамилия? Какая-то шведская или… Гудмунсон! Почетный член правления, который плохо слышит… нет, у него плохая память. Великолепно — оба без памяти. Но разве минус на минус не дает плюс?
— Я должна уйти, — говорит она врачу и напоминает самой себе, что надо не забыть свою сумочку с ключами от автомобиля, а также ту одежду, в которой приехала.
Взгляд на лошадином лице доктора изменился. Улетучилась нервозность и исчезли пятна. Он смотрит ей прямо в глаза, немного прищурившись, — возможно, пытается оценить происходящее.
— Как я смогу выйти из здания клиники самым коротким путем, чтобы меня никто не заметил?
Он приходит в себя от боли. Однако боль уже стала попутчиком, без которого он больше не представляет своей жизни. Ему снова хотелось бы что-нибудь видеть. Йоахим пытается подняться. Сколько же времени прошло? Час? День? Год? Он лежал в фургоне и думал, что его собираются убить. И вот после долгой поездки они все-таки останавливаются. Им не понадобилось возить его по кругу и все время менять курс. Йоахим был и так уже достаточно дезориентирован. Его вытащили из фургона, и один из них шепнул: «Мы знаем, кто ты такой, Йоахим». И его бросили на землю, как выбрасывают в окошко банановую кожуру, когда едут по трассе, без всякого сожаления, совершенно не задумываясь над этим. А чего, собственно: он ведь тоже биоразлагающееся вещество, как они, вероятно, подумали. Когда-нибудь он станет пищей для дождевых червей, которые дают питание пшенице и овсу, поэтому мы просто можем выкинуть его здесь и как следует дать ему по башке. И дали.