Эллен внимательно слушает, хотя она уже выслушала большую часть всего этого вчера.
Он поднимается и ходит кругами по тем самым половицам, по которым проходил много раз раньше. Продолжает рассказывать, и понимает, что он говорит об этой загадочной истории, как об одном из своих сюжетов.
Эллен перебивает его.
— Он гений, — спокойно заявляет она. — Он стал одним из величайших художников уже давно, еще в годы своей юности. И, возможно, это качество больше всего заслуживает внимания. Он относился к когорте «молодых и многообещающих», как ты знаешь, — продолжает она свою речь, криво улыбаясь.
Йоахим вздыхает, опуская взгляд.
— Но, в отличие от многих других, он стал великим. В его работах присутствует такая глубина, которой не найдешь в современной живописи. Люди застывают перед его картинами.
— Из-за того, что в них есть… метонимии?
— Кое-что ты усвоил, — улыбается Елена. — Да, потому что его картины спаяны с сюжетом. Уже тогда, когда он учился в Академии изящных искусств… — продолжает Эллен и замолкает.
У нее испуганный вид.
— Что?
— Ничего.
— Ну, ты же собиралась что-то сказать о том, что когда он еще учился в Академии изящных искусств… И что было тогда?
— Все видели его талант, — медленно отвечает Эллен, даже как-то слишком медленно.
— Ты ведь не это хотела сказать.
Эллен улыбается.
— Я хотела сказать, что он затмевал всех остальных.
Она снова улыбается. Йоахим знает, что она лжет, но знает и то, что ничего не добьется, давя на нее.
— У него есть одна серьезная работа, о которой ходят легенды, — сообщает она. — Он рассказывал о ней во многих интервью. Утверждал, что эта вещь превзойдет все пределы, в которых до сих пор находилось создание художественных произведений. Само собой разумеется, все умирают от любопытства, но он поставил конкретное условие: это творение будет открыто для всеобщего обозрения только после его смерти.
Йоахим снова садится. Для него очевидно преклонение Эллен перед этим художником. Также вполне ясно и то, что между ними ничего не было, но она была бы не против.
Йоахим думает о Луизе. О теле, выброшенном, как обыкновенный мусор, в печь. О крюке на картине. О странным образом перекошенном женском лице. Не только о боли, не только об ужасе. О чем-то другом. О преодолении границ. Если бы только ему удалось добраться до Коллисандера. Эллен наверняка знает, где он находится. Может быть, у нее получится организовать им встречу? Если бы она захотела. Она преклоняется перед Коллисандером, и на этом он мог бы сыграть.
— Эллен, этот Сперлинг, он считает, что я дурак.