— Лиззи, а сколько тебе…
— Когда перевалило за тысячу, я перестала считать, — откинув спинку кресла, и включив радио, отвязно улыбнулась женщина. У меня под ногами, казалось, провалился пол.
Остаток дороги мы провели в относительной тишине, поскольку каждой было о чем подумать. Мысли Элизабет я больше не пыталась прочесть, поскольку это отнимает у меня достаточно много сил, а именно их мне сейчас и не хватало. Лиззи немного ерзала, как будто ей было неудобно, но через некоторое время, она вытащила из-под себя шарф Валентина, который я кинула на переднее сидение, совсем забыв о нем.
— Тебе знакома эта вещь? — поинтересовалась я.
— Нет, — сдвинув брови, задумалась женщина, и я заметила, как ее ноздри расширились, вдыхая запах шарфа или ее владельца, — но этот запах… он определенно мне знаком.
— А можешь ли ты сказать — этот шарф принадлежит сверху?
— Однозначно, — буркнула вампирка и, безразлично кинув вещь на заднее сиденье, вновь вольготно растянулась и начала напевать мелодию, которая играла по радио.
Я неслась что было мочи, чтобы рассвет не застал нас в пути, все-таки смотреть, как моя новая знакомая, к которой, стоит признать, у меня появилась некая симпатия, покроется ожоговыми пузырями и лопнет, заляпав обшивку машины и лобовое стекло… нет, это сверх моих сил сегодня. Содрогнувшись от этой мысли я подловила себя на том, что абсолютно ничего не чувствую по поводу того, что по самое не хочу загнала заостренную бейсбольную биту вампиру в спину… как я могла заколоть живое существо и остаться при этом настолько равнодушной? Неужели это вновь так действует пресловутый адреналин? Или же кровь Лиззи так повлияла? Нет, признаться, ее кровь хоть и исцелила меня, но полностью обессилила, кажется, мне стало гораздо хуже, чем я ожидала. Впрочем, у меня был перелом позвоночника, так что следовало полагать. Стоп! Вернемся к тому, что я — заколола живое существо!
Нет-нет, секундочку. Живой — это тот, кто дышит, кушает на завтрак яичницу с сосисками и сыром, пьет на файв о клок душистый шалфейный чай с тостом и черничным джемом, занимается сексом и заводит детей, ночью спит, а в конце жизни умирает. Я посмотрела направо. Мария-Элеонора определенно дышала, но начинала уже дремать, поскольку близился рассвет, причем близился катастрофически. Но мы были не так далеко от дома, чтобы бояться, что он нас застанет. К тому же, Александр говорил — рассвет не убивает, а лишь ослабляет. Не берусь судить, вкушает ли она сосиски на завтрак, но чтобы такая женщина сексом не занималась — это навряд ли… нет. Все равно одно это еще не делает ее живым существом.