— Нечего ужасного, — моя мама проследовала за мной в кухню и остановилась у стойки. — Мы думаем, что будет лучше, если в ближайшем будущем ты не будешь уходить слишком далеко от дома.
— Что значит «не слишком далеко от дома»?
Она выпрямила спину.
— Ты и дальше будешь ходить в школу и в церковь, и сможешь работать в Слайсе, но пока твоё поведение не изменится в лучшую сторону, и мы не узнаем, что твоя успеваемость в школе снова соответствует ожиданиям, ты будешь под домашним арестом.
— Ты же шутишь, да? — но моя мама не шутила. Склонность к шуткам просто отсутствовала в её генах. — Ты садишь меня под домашний арест. В последний учебный год.
— Ты столько пережила, моя дорогая. Я думаю, тебе необходим небольшой отдых.
Она взяла одно из яблок со стойки и начала его чистить, так что кожура отходила одной блестящей красной завитушкой. Несмотря на её дрожащий уголки рта, ладони лежали на ноже уверенно и спокойно. Я наблюдала её за этим занятием уже бесчисленное количество раз.
— Итак, — сказал Билли, сел за пластиковый стол и сердито на меня посмотрел. — Где ты была?
Я бросила взгляд на Колина, который смотрел в окно, выходящее на веранду. Меня одолела усталость, и я сложила руки на столе, образуя подушку для головы.
— Я же вам уже сказала. Далеко.
— Где это «далеко»? — требовательно спросил он.
— Не здесь.
Несмотря на то, что мой голос был приглушенным, звук удара, когда Билли хлопнул по столу, доказал, что он меня услышал.
— Это не ответ.
Я подняла голову и смерила его взглядом — то, как его белоснежные волосы свисали вниз, в уголках его глаз и рта образовались новые морщины, и он казался уставшим. Старше, чем я осознавала. Он был намного старше моей мамы, на целых пятнадцать лет. У них были ещё другие братья и сестры, но Билли единственный, кто приехал сюда с моими бабушкой и дедушкой из Ирландии. Моя мать родилась здесь, в Америке. После того, как мои бабушка и дедушка умерли, остался только он, кто мог позаботиться о моей маме. На какой-то момент я почувствовала, как во мне проснулось сострадание. Затем я напомнила себе, что может он и заботится о маме, но в то же время сам нёс вину за то, что нам вообще требовалась помощь.
Не сказав ни слова, я опустила причиняющую боль голову на руки.
— Ладно. Тогда скажи, вместо этого, с кем ты была.
— С тем, кого вы не знаете.
— С девушкой, которая приходила сегодня в ресторан?
С Дженни Ковальски? О, Боже. Насколько будет всё ужасно, если он узнает, что Дженни проводит расследования о смерти своего отца и винит в ней меня. Не думаю, что он станет что-то делать подростку — в сущности, нет. Хотя месяц назад он, недолго думая, послал меня загребать жар руками, требуя ложно обвинить кого-то в смерти Верити, чтобы увеличить своё положение в мафии. Невозможно представить, что он сделает, если подумает, что Дженни представляет угрозу — а, судя по её пылкой интонации, возможно так и есть.