Он не произносит ни слова, продолжая сидеть все в той же небрежной позе и, знаю, наблюдает за мной, а я наконец справляюсь с чашкой и, опираясь обеими руками о мойку, опускаю голову и закрываю глаза. Хочется хоть как-то разбавить наступившую тишину, хочется вылить свои мысли и поделиться переживаниями, пусть даже если они его мало волнуют.
— Иногда мне кажется, что я живу чужой жизнью. Что стоит сказать заключительную речь, как опустится занавес и слетят маски. Отлично сыгранная роль останется за плечами, и под громкие овации я вернусь в свою жизнь.
— И какой ты ее видишь?
Улыбаюсь, грустно, ощущая щемящую тоску от осознания того, что как бы я не мечтала, сколько бы не отрицала, я живу, живу, черт побери, именно своей жизнью.
— Не знаю, — пожимаю плечами, отлипая от мойки, и, избегая смотреть в его глаза, сажусь за стол, напротив него. В поле зрения попадают его изящно тонкие пальцы, отбивающие гипнотизирующий ритм по столешнице, и я не нахожу ничего лучше, чем зависнуть на них и продолжить свои жалкие откровения: — Я вижу ее стабильной, хочу быть уверенной в том, что новый день не принесет боли больше, чем принес предыдущий. Я вообще не хочу чувствовать боли, быть как можно дальше от нее, как можно дальше от разочарования и потерь. Я представляю, как живу в маленькой, но уютной квартирке, наполненной яркими красками и лишенной ядовитой пустоты, что поселилась здесь. Оглянитесь вокруг, мой Господин, этот дом умер, умер вместе с мамой, Айрин, мною, — прикусываю губу, обводя взглядом маленькую кухню, и сцепляю руки перед собой, чтобы сконцентрироваться на них. Только на них. Не на всколыхнувшейся в груди боли, не на слезах, вновь вставших в горле, не на жалости к себе, постепенно наполняющей душу. — Я могла бы выучиться в колледже, на воспитателя или учителя, к примеру, а в свободное от учебы время подрабатывать в том же кафе. Я могла бы познакомиться со стоящим парнем, выйти за него замуж и родить детей. Я могла бы умереть счастливой, познав настоящую любовь и оставив после себя приятные воспоминания. Я могла бы прожить эту жизнь лучше, чем Джиллиан Холл, — на последней фразе я тихонько всхлипываю, но тут же беру себя в руки, вытирая скользнувшие по щекам слезы тыльной стороной ладони. Почему-то мне становится крайне стыдно и, чтобы скрыть свою слабость, я вновь вскакиваю с места и, подходя к окну, резко меняю тему: — Эта квартира, она останется за мной? — и дело не в том, что я думаю о наследстве, нет, а в том, что она, такая мертвая и пустая, не нужна мне больше.