Но когда я приехал на ферму Деверол, дверь открыла Дебора.
– Мамы нет, дядя Джан, – нервно сказала она, чуть покраснев. Бедняжка Дебора не умела врать. – Что-нибудь передать?
– Я хотел спросить, увижу ли я вас всех на похоронах в пятницу.
– Я… да, я… так думаю… я не уверена. Мне бы очень хотелось пойти. Дядя Филип мне нравился, я его так уважала.
– А мама не встречалась недавно с Саймоном Питером?
– Да. Во всяком случае, то есть я не уверена. Я…
– Но она знает, что написано в завещании Филипа?
– Да… да, потому что мы думали, что Джонас… а потом мы услышали…
– Да. Что ж, скажи матери, что в пятницу я пришлю на ферму машину, чтобы отвезти вас в зилланскую церковь, если она до того времени не откажется ехать. Передашь?
– Да, я передам. Спасибо, дядя Джан.
Когда я ехал обратно, то решил, что больше не буду предпринимать попыток увидеть Ребекку до похорон, потому что ей надо дать время справиться с яростью. Несмотря на это, я надеялся увидеть ее на следующий день на дознании, но ее не было; заключение о смерти от несчастного случая было необходимо для похорон, и через двадцать четыре часа мы уже готовились к испытанию этой мрачной церемонией.
Время наконец пришло. Легкая влажная дымка наплывала со скал, странный полусвет окутывал руины шахты Сеннен-Гарт, а в пяти милях через пустоши, во дворе зилланской церкви, когда тело Филипа наконец предавали корнуолльской земле, которую он так любил, витало что-то призрачное.
7
Я шел на похороны, думая, что буду тронут, и я был тронут. Что еще я могу сказать? Адриан безупречно отслужил службу, церковь и кладбище были переполнены людьми. Это факты, но есть вещи, которые просто фактами не назовешь. Я шел на похороны моего брата, который погиб от несчастного случая в возрасте сорока одного года, но не его одного я хоронил тем холодным утром в деревне Зиллан. Я хоронил всю свою былую зависть, всю ненависть, которые играли такую большую роль в мои ранние годы; я хоронил свои былые тщетные усилия, былое недовольство, старые ошибки. В то утро в Зиллане я похоронил всю прошлую жизнь – ту жизнь, в которой я был так несправедливо приговорен к роли неудачника, жизнь, в которой мне приходилось бороться за свои права против тех людей, кому повезло гораздо больше, чем мне. Всю свою жизнь я смотрел в зеркало справедливости, пытаясь понять, как мне увидеть в нем свое собственное отражение, а теперь я попал в зазеркалье, и весь мой мир встал вверх ногами. Люди, которым я так долго и так бессмысленно завидовал, умерли, их тела лежали в земле у меня под ногами, а их везение оказалось бесконечной иллюзией, скрывавшей разбитые, несчастные, бесцельно прожитые жизни. Теперь я видел своего брата Маркуса не веселым светским молодым человеком, а безнадежным школьником-переростком без цели и амбиций; брат Хью представлялся мне теперь не великолепным искателем приключений, одаренным талантом делать деньги, а хитрым бездельником, наслаждавшимся удачей до тех пор, пока она не изменила ему однажды на пустынном корнуолльском берегу. И наконец, я увидел Филипа не золотым героем тысяч историй о приключениях шахтеров, а эмоциональным калекой, жившим в своем собственном сумрачном мире, который превратился в кромешную тьму после несчастья на шахте Сеннен-Гарт.