– Мне неинтересно. И совсем не важно, на что это похоже.
Яд в ее голосе свидетельствовал о том, что она обижена, и Дерек не выдержал. Резко поднявшись со скрипучего больничного стула, одним шагом он преодолел разделявшее их пространство и склонился над ней. Глаза Линдси распахнулись, и он увидел в них панику. Господи, как же ему хотелось ощутить еще какие-нибудь ее чувства, кроме ненависти!
– Может, ты бросишь мне хотя бы чертову обглоданную кость? Я всеми силами пытался общаться с тобой по-дружески, но ты лишь усугубляешь положение.
– Это я-то усугубляю? – прошипела она. – Да я из кожи вон лезла, чтобы держаться подальше от тебя. Старалась не появляться в доме, когда ты там, даже не приходила к Анне, если знала, что могу застать там тебя. Это ты постоянно встречаешься у меня на пути, навязываешь мне свое общество.
– А что, если именно этого я и хочу: чтобы ты приходила в дом, когда я там? Может, я специально провожу все время на площадке, хотя у меня есть и другие объекты в городе? А что, если я мечтаю и о твоих звонках, и о визитах? Об этом ты не думала?
– А ты думал обо мне? Хоть раз в жизни ты мог бы подумать не только о себе? Ты знаешь, чего хочу я? Что нужно мне? Я только что узнала, что у тебя восьмилетний сын, а ты требуешь какую-то чертову кость?
Дерек молчал, стиснув зубы, все еще нависая над ней, и несколько мгновений они сверлили друг друга взглядом. Он сейчас не думал ни о чем другом, кроме нее, но понимал, что она имела в виду не это. И была права. Он эгоистичный ублюдок: каким был, таким и остался, – но вернуть хотя бы бледную тень прежней Линдси не желать не мог. Та Линдси улыбалась ему, смеялась над его шутками, стонала в его объятиях, и он желал этого всем своим существом, каждой клеточкой своего тела, хотя и понимал, что ничем хорошим это не кончится.
Минуты тянулись мучительно медленно. Напряжение между ними было таким сильным, что воздух, казалось, звенел. Наконец, он глубоко вздохнул и опустил голову. Теперь он был к ней так близко, что чувствовал запах ее волос, кожи и видел, как взволнованно поднимается и опускается ее грудь. Как же ему хотелось прикоснуться к ней! Иметь на это право. Но такого права у него не было и, возможно, никогда не будет, если она не изменит своего отношения к нему.
Он снова поднял голову.
– Мне очень жаль. И я никогда не устану это повторять. Ты права. Да, я слишком активен: а это неправильно… несправедливо, – но прошу, поверь, мне хотелось только поговорить. Многое в жизни пошло наперекосяк, и я понимаю, что прошлого не вернешь, но ведь можно сделать так, чтобы мы могли… улыбаться друг другу. Мне не хватает твоей улыбки, чертовски не хватает. Она мне снится. Я вижу ее, когда закрываю глаза.